Ирида плакала от ненависти, от злости, от бессилия. Её держали в отдельной комнатке, маленькой, полутёмной. Всего одно небольшое окно под потолком пропускало свежий воздух и свет, но свет рассеивался ещё в потолочном полумраке, даже не встречаясь со светом светильников.
Было ещё одно окно, широкое, с подоконником, но плетёные ставни его намертво закрепили до следующего лета. Ирида пыталась однажды открыть его, исцарапала пальцы, сломала два ногтя — бесполезно. А она готова была выброситься в него, прыгнуть с подоконника прямо в сад. И себя убить, — себя! Всё зря!
Но Альвита будто понимала что-то, или догадывалась. Новенькой наложнице господина не давали ничего острого, отобрали все шпильки, узенький фруктовый ножичек, все пояса, все шнурки. А если выпускали на редкие прогулки, то в сопровождении двух девушек покрепче.
Его нужно убить незаметно и сразу, чтоб наверняка. Если отказаться есть, Альвита заподозрит неладное. Она и так уже в прошлый раз как-то странно смотрела, будто приглядывалась. Неужели чувствует?
О, только б не докладывала своему Кэйдару раньше времени! Подожди хоть несколько дней, ради всего святого! А я придумаю что-нибудь! Обязательно придумаю.
Раньше он приходил довольно часто, первые дни регулярно, как муж. Ирида помнила каждое его посещение. Нет, то, что он брал, не давалось ему даром. И всё равно — всё равно! — добивался. А как, скажите, можно справиться с мужчиной, чьи руки сильные и твёрдые, а сам он выше на целую голову? А главное, им двигал один интерес: удовлетворение своей животной страсти. И он ни перед чем не останавливался, и получал своё. А когда уходил, Ирида плакала от бессильной ярости, от обиды и унижения, от нанесённого оскорбления. А потом во время прогулок прятала синяки под браслетами, прикрывала лицо лёгкой накидкой, а девушки вокруг пожимали с насмешкой плечами. Они не понимают ничего! Для них быть наложницей господина — мечта всей жизни. Ириду же угнетала эта беспечная мотыльковая жизнь. Единственное, что ей оставалось, — воспоминания о прошлом. Свои поездки в степь на любимой бело-рыжей кобылке, танцы и песни у костра по вечерам, а ещё она любила вышивать золотой нитью и бисером. Хатха, старая Хатха, научила этому рукоделию и хвалила свою ученицу.
О, Мать Хранительница, где теперь это всё?! И почему я не умерла вместе с ними?! Лишиться всего, что было дорого с рождения. Потерять всех родных и близких. Остаться жить — и жить вот так! Рабыней, наложницей при мужчине, чьи прикосновения вызывают невольную дрожь отвращения и ужас!
Мамочка родненькая, ты рано умерла, чтоб не видеть, что станет с твоей дочкой.
Вся жизнь вокруг казалась ненавистной. Раздражали люди, и дом этот — и вообще всё, что окружало! А ещё теперь этот ребёнок. А ведь он говорил тогда: сын даст полную свободу. Сын! Даже представить невозможно ребёнка от этого чудовища. К тому же Кэйдар получит, что желает, а чтоб навредить ему, чтоб хоть как-то отомстить за всё, Ирида готова была умереть сама, но, главное, убить его змеиное семя.
Но как это сделать? Как?!
Часть 4
Адамас вёл себя именно так, как может вести себя мужчина, уверенный в своей неотразимости. Красивый лицом, тёмно-русый и быстроглазый, он очень сильно напоминал кого-то из знакомых. Много и громко смеялся, часто шутил и пил не в меру. И зачем только Кэйдар привёл его на ужин?
Они начинали с ним вместе когда-то. Первый поход незабываем, он спаивает на всю жизнь. Но потом Адамас ушёл в торговлю, наследовав огромное состояние отца, занялся перепродажей скота и рабов. И не спешил жениться.
Айну раздражал его внимательный взгляд, прощупывающий, заглядывающий, казалось, под одежду. Неприятно! Айна чувствовала, что нравится ему, да и гость не скрывал этого. Их ложа у низкого стола стояли рядом, но полулежали они не плечом к плечу, одно это и спасало Айну от тесного знакомства. Чувствовала кожей его взгляд и понимала: каждая брошенная им реплика — это попытка удивить, заинтересовать её, способ привлечь к себе. Часто в его разговоре с Кэйдаром упоминались цифры, огромные суммы, но богатство Айну не интересовало.
Как же он самоуверен и нагл, если, не стесняясь, предлагает связь дочери Правителя. Да ещё тогда, когда законный муж в двух шагах за одним столом.
Почему Лидас терпит всё это? Неужели не видит? Этот мужлан чуть ли не щупает мои колени, а ты спокойно улыбаешься! Отец-Создатель! Ну и муж же мне достался!
Уйти нельзя было, пока не подали фрукты, сласти, свежую выпечку. Надо терпеть!
— А что ты приобрёл для себя в этом походе? — Торговец вытеснил в Адамасе военного. Он сожалел не о впечатлениях и риске, а о прибыли, прошедшей мимо носа. — Есть что-нибудь, чем ты можешь похвастаться перед лучшим другом?
— О! — Кэйдар рассмеялся. По смеху, по блеску глаз Айна поняла сразу: брат выпил лишнего, что с ним очень редко бывало. — У меня есть такое, что ты по достоинству оценишь. Ты-то в этом толк знаешь… — Он подозвал одного из слуг, шепнул ему что-то. — Сейчас, я покажу тебе свою добычу…
Наконец-то подали фрукты, маленькие булочки со сладкой начинкой, залитые мёдом орешки, и воду для рук. Айна вытирала пальцы тончайшим полотенцем, когда в комнату привели рабыню.