– Это уж точно, – согласился Рубакин.
Он заказал Зое еще по полчая, а когда принесли третью голову, даже не захотел взглянуть на нее. Послал к дежурному опера и распорядился утром снять все объявления, сулившие сто тысяч за голову Исраилова…
После разгрома немцев под Сталинградом банда Исраилова стала таять, как сугроб в апреле. Сподвижники Хасана разбегались по аулам, принимая мирное обличье. Весной сорок третьего года остатки некогда огромной банды были окружены батальоном внутренних войск и полностью уничтожены. Главарю едва не удалось вырваться из кольца, но на его пути возник Рубакин. Они молча стояли друг против друга на краю неубранного кукурузного поля, и каждый читал в глазах противника ненависть, одну только лютую ненависть. Две очереди слились в одну. Оба повалились на землю ничком голова к голове, ломая сухие кукурузные стебли и обильно оросив пожухлую прошлогоднюю траву горячей алой кровью. Когда Прядко с солдатами нашел их, кровь еще дымилась, и от ее запаха одного из молодых бойцов стошнило. А Прядко смотрел на мертвого друга, и в голове его ни с того ни с сего вдруг всплыли стихи великого поэта и храброго воина о золотой тучке, ночевавшей на груди утеса-великана. Потом он вспомнил, что эти стихи любил покойный. Приехал оперативный фотограф Коля Маркушин и попросил усадить всех убитых бандитов под длинную изгородь, сложенную из крупных голышей. Бандитов было много, и фотографу пришлось щелкать затвором около десятка раз. В лаборатории Коля изготовил фотографии, склеил их в одну ленту, полученный панорамный снимок сложил гармошкой и засунул его в большой конверт, который стал предпоследней страницей дела «Суржа». А последний лист подшил к делу Прядко. Это было постановление о сдаче групповой разработки «Суржа» в архив. Разрабатывать было больше некого, ибо все основные фигуранты были физически уничтожены. «Хранить вечно как представляющее историческую ценность», – написал Прядко в заключение, а архивариус Семиков, в то время совсем еще нестарый человек, перенес красным карандашом последнюю фразу постановления на обложку дела и водрузил все тридцать семь томов разработки на соответствующую полку.
Еще раньше пятеро бандитов повязали полковника фон Штубе и его подручных, привезли их в Нефтегорск и сдали в ЧК. Предательством таркинцы хотели купить себе жизнь. Всех их расстреляли вместе под одним забором…
Когда я положил справку по делу «Суржа» на стол начальника, тот, хитровато подмигнув мне, сказал, что она ему не нужна, поскольку он и так все помнит наизусть.
– Зашей ее в папку для учебных материалов, – сказал Прядко. – Пускай молодежь читает да набирается ума-разума.
– А что, товарищ полковник, – спросил я, – были и другие банды?
– Конечно, были. Немцы поддерживали с ними теснейшие контакты. Оружие им сбрасывали на парашютах, советников слали. Но не это переполнило чашу терпения союзной власти. В 1941–1943 годах таркинцы-призывники в большинстве своем дезертировали и уходили в горы к бандитам. Объективно Таркистан стал пятой колонной Гитлера на Кавказе. А вообще Гитлер считал таркинцев недочеловеками и планировал их полное уничтожение после разгрома России. Таркистан он хотел превратить в зону отдыха для раненых и уставших воевать солдат вермахта…
В феврале 1944 года таркинцев выселили за Урал. «Определите им такое место жительства, чтобы там не было ни одной горы», – велел Сталин. Это указание вождя было исполнено неукоснительно. Полумиллионный народ перекочевал в казахские степи за пару суток. В ходе выселения у таркинцев было изъято двадцать тысяч стволов огнестрельного оружия, из них пятьсот автоматов и пулеметов. Еще столько же они успели завернуть в промасленные тряпки и зарыть в землю до лучших времен. Таркинское начальство вместе с чекистами ездило по аулам и уговаривало сограждан не оказывать сопротивления. «Мы предали Россию и должны понести наказание», – говорили отцы нации. За это Берия дал им отдельный поезд, разрешил взять с собой необходимые вещи, пообещал квартиры и хорошую работу в Алма-Ате. Таркистан стал русской областью, и в нем на полвека воцарилась правда Рубакина. В период четвертой русской смуты таркинцы вернули себе земли предков и отомстили русским самым зверским образом. Снова на этом клочке кавказской земли победила правда Исраилова.
Таркистан на карте мира можно накрыть копеечной монетой. Когда Россия окрепнет, она наступит на него солдатским сапогом, и на таркинской земле опять одержит верх правда Рубакина. Так будет продолжаться до тех пор, пока на планете нашей не восторжествует одна правда, общая для всех.
Бокал шампанского
В истории разведки много драматических эпизодов, иногда с трагическим исходом. Разведка часто ломает и корежит человеческие судьбы, а порою убивает, сама того не желая. О таких эпизодах разведчики предпочитают помалкивать, между тем как из самых неприятных историй следует извлекать уроки, которым отнюдь не возбраняется быть публичными.
В один из погожих сентябрьских дней 197… года молодой инженер Дитер Крюгер выехал из Мюнхена в свою первую загранкомандировку. Фирма поручила ему ответственную работу – монтаж своего электронного оборудования на одном из крупных предприятий ГДР.
Голубой жук-«фольксваген» весело бежал по широкой ленте автобана. Остались позади пограничный КПП и сказочно прекрасная Тюрингия с Айзенахом, Веймаром, Бухенвальдом и бесчисленными развалинами замков-бургов на высоких лесистых холмах. Впереди в полуденном мареве загадочно маячил абрис огромного незнакомого города. Над готическими шпилями царили девяностометровый каменный колокол монумента, сооруженного в память о Битве народов, и скошенный кверху небоскреб университета, который современные бурши окрестили «Зубом мудрости». По пивнушкам этого города шатался некогда юный студент Гёте, а Мефистофель, вскочив однажды в подвальчике Ауэрбаха на бочку с вином, спел знаменитые куплеты про золотого тельца, царящего во всей вселенной, и про людей, гибнущих за металл. В одной из церквей тут много лет служил органистом великий Бах. О том, что Ленин напечатал в Лейпциге первый номер «Искры», Дитер не знал, потому что в Высшей технической школе Аахена получил сугубо буржуазное воспитание и образование.
Заняв забронированный фирмой номер в «Интеротеле», Дитер спустился с высотных этажей и вышел на улицу, очутившись сразу в пестрой шумной предъярмарочной толпе. Впереди был целый свободный вечер. Знакомство с городом он решил начать с известного всему свету кабачка Ауэрбаха, который на поверку оказался фешенебельным рестораном, где подавали изысканные яства, а кельнеры, чуявшие иностранца за километр, были предупредительны до холуйства. С помощью обера Дитер с трудом отыскал свободное место и, усевшись, осмотрелся. Прямо перед ним сидела очаровательная девушка, с которой он не замедлил познакомиться. Девушка представилась студенткой. Она была начитана, остроумна, мила, и он предложил ей разделить с ним трапезу. Она согласилась. После нескольких рюмок русской водки и пары бокалов отличного местного пива Дитер почувствовал, что влюблен. С каждой новой рюмкой девушка все более хорошела. И она действительно была красива. Таких небесных созданий в Лейпциге в эту пору года всегда бывало навалом. Проститутки социалистической Германии и Польши с Чехословакией в придачу съезжались сюда к началу ярмарки на заработки.
Девушка обошлась с Дитером в полном соответствии с нравами и традициями представительниц древнейшей профессии. Когда он после бутылки шампанского, увенчавшей ужин, пригласил ее в машину, где окончательно забалдел, она обчистила его до нитки. Паспорта и технической документации не тронула. Они были ей ни к чему…
Ранним утром следующего дня наш агент «Гендель», возвращаясь домой после ночного дежурства, обратил внимание на голубой «фольксваген», заехавший одним колесом на тротуар и словно бы уснувший в крайне нелепой позе. «Гендель» служил в криминальной полиции. Он был шустрым сметливым малым. Такой псевдоним выбрал не потому, что любил музыку, а потому, что обожал свою хорошенькую жену, торговавшую граммофонными пластинками в музыкальной лавке.
Обнаружив за рулем «фольксвагена» мертвецки пьяного Дитера, агент отогнал машину к своему полицайревиру, а задержанного уложил спать в кладовой, предварительно изъяв у него все документы, после чего позвонил мне и попросил срочной встречи. Я знал, что «Гендель» зазря не поднимет человека с постели, поэтому без лишних слов оделся и поохал к нему. У агента было возбужденно-приподнятое настроение. Он чувствовал, что подцепил стоящую рыбину.
– Конечно, – пустился я в рассуждения, выслушав «Генделя», – фирма очень интересная, и нам не помешало бы иметь там своего человечка. А что, он сильно пьян?
– Тотально!