Книги
Революция в голове. Как новые нервные клетки омолаживают мозг
Этот новый взгляд складывается из общей картины того, как данная научная область развивалась в последние 20–30 лет. Открытие стволовых клеток мозга и нейрогенеза взрослых еще раз в корне изменило исследования пластичности мозга. В результате нейрогенез взрослых быстро стал популярной темой. Разумеется, это вызывает некоторые проблемы.
Дело в том, что это воздействие новых нейронов на наше представление о старении мозга носит скорее символический характер. В повседневной практике мозг по-прежнему плохо регенерирует. А простое знание о стволовых клетках и пластичности еще ничего не дало множеству пожилых людей, которые чувствуют на себе безжалостное действие времени, а также больным деменцией.
И все же главная мысль этой книги – идея об индивидуальном, уникальном пути развития мозга, которое в форме нейрогенеза взрослых (наряду с другими проявлениями пластичности) длится всю жизнь. Наш мозг – это не компьютер, до мельчайших деталей смонтированный по жесткой схеме. В известных пределах он продолжает развиваться, пока мы живы. Даже немногочисленные новые нервные клетки участвуют в этом подстраивании структуры мозга до глубокой старости. В конце жизни наш мозг отличается от того, каким он был в начале. Не только потому, что память заполнилась и уже частично очистилась, но и потому, что его структура меняется в зависимости от выученного и пережитого нами. Воспоминания – это не что-то эфемерное, бестелесное, не «дух в машине» (как сказал Гилберт Райл[38]), они содержатся в изменениях структуры нашего мозга.
Таким образом, у каждого человека в буквальном смысле слова свой личный мозг. Забота о его развитии в течение всей жизни – тоже очень личное дело. Наш мозг несет в себе следы всего пережитого опыта; опыт – и есть эти следы. Психоанализ пытается определить воздействие опыта на функциональном, содержательном уровне, лишь в ограниченной мере учитывая аспект развития и пластичности. Вопрос о тесной связи между развитием и пластичностью, с одной стороны, и структурой мозга, которая лежит в основе всего, – с другой, здесь почти полностью игнорируется. Я уверен, что нам не удастся полностью понять психодинамику, пока мы не понимаем мозг.
Проклятие XXI века: деменция
Хронические заболевания – бич современности. Ими рок настойчиво напоминает о себе, они не по зубам научному прогрессу. Деменция черной тучей висит над мечтой о безоблачном закате жизни и превращает мысль о ее продлении в кошмар.
До середины XX века человечество терзали другие демоны, которые теперь в массе своей нам не страшны. Тогда основной причиной смерти были инфекционные заболевания. В начале XX века эпидемия гриппа унесла больше жертв, чем Первая мировая война прямо перед этим. Неизгладимый отпечаток на общество наложил туберкулез. В Берлин-Бухе и сегодня можно увидеть здание больницы, которую тогда построили подальше от ворот самого города, чтобы обеспечить больных свежим воздухом и изолировать от здоровых людей. А вспомните «Волшебную гору» Томаса Манна с ее болезненной атмосферой, представленной как симптом целой эпохи: туберкулез густой пеленой окутал тот век. Неврология и психиатрия формировались под действием эффектов, которые, например, оказывает на мозг сифилис – еще одна инфекционная болезнь.
Полиомиелит (детский паралич), с которым боролся Джонас Солк, был таким же страшным демоном – эта, тогда весьма распространенная детская болезнь, нередко смертельная, очень часто обрекала на пожизненную инвалидность тех, кто ее перенес. Среди детских заболеваний ему не было равных. Полиомиелит вызывает вирус – полиовирус, поэтому периодически (чаще всего летом) он возникал в форме эпидемии, подобной вспышке лихорадки Эбола в Западной Африке. В 40-е и 50-е годы XX века американские родители летом бежали с детьми от этого кошмара в горы или в Европу.
Эпидемии вирусных заболеваний, когда те резко распространяются среди населения, вспыхивают потому, что эти болезни заразны. Деменция и другие нейродегенеративные заболевания весьма распространены и в целом встречаются все чаще, но не из-за заразности (это им не свойственно), а потому что у стареющего населения накапливается благоприятное для заболевания воздействие генетических и негенетических факторов.
Полиовирус переносится слизистой оболочкой кишечника и довольно заразен, в гораздо большей степени, чем ВИЧ или вирус Эбола. В отличие от дегенеративных заболеваний, которые, кажется, сегодня представляют все бóльшую угрозу для жизни, в случае полиомиелита была известна его конкретная причина. Поскольку антибиотики, которые практически истребили ряд мучавших человечество болезней к середине XX века, на вирусы не действуют, помочь могла только прививка. Ученые лихорадочно искали вакцину против полиомиелита. В гонке победил Джонас Солк, получивший ее в 1955 году. За несколько лет полиомиелит исчез почти полностью.
Илл. 26. Исчезновение полиомиелита – один из больших успехов медицины XX века. Благодаря ему Джонас Солк также получил возможность построить свой институт
Человечество также с нетерпением ждет счастливого конца в истории с дегенеративными заболеваниями – настоящего прорыва, победы, можно сказать, в кратчайшие сроки. Но деменция и нейродегенеративные заболевания по своему характеру принципиально отличаются от инфекционной болезни, и потому крайне маловероятно, что мы или наши дети дождемся сообщения о том, что деменция повержена. Ее невозможно уничтожить, как вирус.
Люди постоянно предполагали и в определенной степени надеялись, что все же найдут возбудителя болезни Альцгеймера или Паркинсона. Идея в том, что, если бы у нас была простая причина, вскоре нашелся бы и подход к лечению.
Именно такой маловероятный случай произошел с язвой желудка, которая много десятков лет считалась по сути психическим (точнее, психосоматическим) заболеванием, тяжело поддающимся лечению, в основном лишь симптоматическому: Барри Маршал и Робин Уоррен обнаружили, что это заболевание вызывает бактерия Helicobacter pylori. Сначала над их открытием смеялись. Но сегодня с помощью антибиотиков классическую язву желудка почти уничтожили. В 2005 году оба ученых получили за это Нобелевскую премию.
Еще более известная история, гораздо ближе стоящая к проблеме деменции, произошла с «прогрессивным параличом», который к концу XIX века был самым распространенным тяжелым нейропсихиатрическим заболеванием. Это клинические проявления сифилиса. Когда нашли антибиотик против бледной трепонемы, возбудителя данной болезни, «прогрессивный паралич» исчез. Подобные истории успеха объясняют, почему люди надеются, что такое же решение найдется для заболеваний, сопровождающихся деменцией.
В области инфекционных заболеваний тоже есть еще серьезные нерешенные проблемы, например малярия, Эбола и ВИЧ – они сменили собой уже решенные, такие как туберкулез, и те, которые, возможно, окажутся неразрешимыми из-за постоянно меняющихся штаммов вирусов гриппа. Но, по крайней мере, у них есть понятная однозначная причина, причем причина внешняя.
В случае же дегенеративных заболеваний причина, насколько нам известно, кроется глубоко внутри организма. Она генетическая, как и у рака, но не в том смысле, что это наследственная болезнь, легко передающаяся, как розовые цветки при менделевском скрещивании, а в том, что у нее сложный генетический характер. Он проявляется в зависимости от условий среды. При этом в генетическом смысле «среда» – это практически все, кроме самих генов.
Сегодня все еще нельзя исключить, что отдельным дегенеративным болезням удастся получить удивительно простые объяснения. Но шансы на это уменьшаются, и в большинстве случаев мы уже уверены, что за нейродегенерацией стоит сложное заболевание. Предпосылки дегенеративных заболеваний могут быть столь разнообразными, что принципиально невозможно найти против них единое средство.
Вообще-то это не исключает того, что когда-нибудь у нас будут прививки, успешно действующие против дегенеративных болезней (например, сейчас идут испытания первых прививок от болезни Альцгеймера, к сожалению с очень скромными результатами). Но по своему действию они будут принципиально отличаться от полиомиелитной вакцины, которую разработали Джонас Солк и Альберт Сейбин.
В принципе, подход к сложным неоднородным заболеваниям не обязательно должен, в свою очередь, быть сложным, но должен быть достаточно гибким, чтобы адекватно реагировать на сложный характер болезни. Как и рак, деменция – это не одна болезнь. Если говорить точно, деменция – это вообще не болезнь, а симптом множества разнообразных заболеваний. В этом и заключается запредельная сложность в поисках успешного лечения.