Я огляделся. Сама палата была небольшой, но высокий потолок делал её просторной. В палате было одно большое окно с широким подоконником. Из мебели только пять панцирных коек, вместо тумбочек, высокие табуреты с полкой и у каждой койки в ногах стоял стул.

На одной из коек тётя Вера, пыхтя, натягивала простыню на матрас, целиком сшитый из подкладной резинотканевой клеёнки.

Под каждой койкой стояло судно. Около стены стоял эмалированный таз с красной надписью масляной краской «Для рвоты». Слава Богу, пустой.

Две койки были уже заняты. На одной лежал щупленький дедок, с любопытством рассматривающий нас. На второй кто-то пытался спать, отвернувшись к стенке и завернувшись с головой в одеяло.

— Ты ложись туда, а ты — туда, — приказным тоном распорядилась тётя Вера, показывая нам на койки в разных концах палаты.

— Тётя Вера. Товарищ милиционер из-за меня сильно руки повредил. Ему может помощь потребоваться. Можно мне с ним рядом койку? — включил я талант дипломата. На самом деле, мне не хотелось лежать непонятно с кем, отвернувшимся в стенку.

— Ладно, уговорил. Ложись рядом, — согласилась тётя Вера. — Наволочку, на, надевай.

Подушка тоже была из клеёнки. Я не очень представлял себе, как можно спать на такой постели. Но делать было нечего, я надел наволочку на свою подушку.

Тётя Вера молча кинула в меня второй наволочкой, кивнув в сторону второй койки для Николаева. Я послушно натянул наволочку на вторую подушку и сам застелил простынь на своей койке. Тётя Вера ушла, шаркая тапками по полу.

На стуле рядом с койкой Николаева лежали еще две простыни. Я одну взял себе. Свободных одеял нигде не было. Не май месяц! Как без одеял?

Николаев молча лёг на свою койку и с облегчением вытянулся.

— Коновалы… — только и сказал он.

Я присел на свою койку. Дедок на средней койке приподнялся на локте.

— Сынки! Курить есть? — с надеждой спросил он.

— Извини, отец. Утопил сегодня всё, что было, — Ответил Николаев.

Дедок вопросительно уставился на меня.

— А я не курю. Наверное, — помедлив ответил я, прислушиваясь к своим ощущениям: курить совсем не хотелось.

— Жаль, — разочарованно пробормотал дедок. — Я Митрич. А ты, правда, милиционер? — спросил он Николаева.

— С утра был милиционером, — пробурчал Николаев.

— Как звать тебя, фараон? — спросил с сарказмом Митрич.