– Договор с Тенью заключен. Оплата получена. Ты не вправе мне помешать, Мерлин.
– Я не мешаю, лишь предлагаю более высокую цену, – не согласился старик. – Ты получил две сотни душ, верно? Я предлагаю три тысячи игроков от десятого до пятидесятого уровня со свободной привязкой. Уверен, это с лихвой покроет возврат душ за расторжение договора и выплату неустойки. Взамен, резиденция Бернарда Кальрана будет недоступна на срок в три дня. Это все, чего я прошу. Координатор хранит ценную для меня вещь, и я не могу допустить, чтобы она оказалась в лапах Тени. Что скажешь?
– Грядет рестарт, Мерлин. – Танатос покачал головой. – Ты переродишься, и договор станет недействительным. Автоматического списания, как у Тени, у тебя нет.
– Ты получишь игроков уже сегодня, либо Игра отправит меня к тебе, чтобы разделить твое одиночество. Таково мое слово. Сегодня же ничего не предвещает рестарта, верно?
– Верно, – согласился крылатый бог. – Твое предложение я должен обдумать. Жди.
Танатос взмыл высоко в небо, оставив нас один на один с голограммой Мерлина. Старик с усмешкой посмотрел на молчащего Арчибальда и произнес:
– Ай-ай-ай, как нехорошо. Хозяин-то знает, чем занимается его ручная зверушка? Скучно стало, Тень? Решил свою игру затеять?
– Кто знает, Мерлин, – Арчибальд взял под контроль себя и свой голос. – Может, это игра моего хозяина, и ты сам не заметил, что играешь в нее? Ты никто без своего дневника, так же, как я без своего хозяина. Или нет? Ты так быстро сбежал вчера, что я даже поздороваться толком не успел.
– Тень, не льсти себе, – старик хрипло, но заливисто расхохотался. – Все, что при тебе есть ценного, это Проводник. Кстати, юноша, твой наставник обязан тебе жизнью. Таскает тебя везде, как живой щит. Н-да. Ты бы хоть мзду за это брал, темный! Ха-ха-ха! На побегушках у светлой шавки! Ха-ха-ха! Да если бы не ты, Игра бы с удовольствием удалила твоего наставника из памяти с моей помощью. Знает, комок облезлый, что Проводником я рисковать не стану. Недосуг, знаешь ли, ждать другого! Так что поосторожнее, береги свою голову, а не наставника.
Мерлин так красиво играл фактами и словами, очерняя каторианца, что до нашего марафона я бы ему поверил. Сейчас же было очевидно, что старик хотел внести раздор в наш союз. Слишком мешали, не поспевал он за нами. Я разозлился на старика за очередную попытку манипулировать мной, и в голове родилась мелочная мыслишка. Я не мог серьезно навредить Мерлину – не тот уровень, но устроить мелкую пакость, подгадить – это вполне по силам судье. Дело о передаче Танатосу трех тысяч игроков инициировалось легко, что вызвало у меня удивление. Игра не колебалась ни секунды, добавляя мне решимости.
Оставалось только дождаться Танатоса, чтобы вердикт был обоснованным. Последний не заставил себя долго ждать, спланировав между Мерлином и Арчибальдом.
– Твое предложение приемлемо и не противоречит правилам, Мерлин. Я его принимаю. Пути мертвых не коснутся резиденции Бернарда Кальрана три дня. Тень, наш договор расторгнут. Четыреста душ возвращены в Авалон. Покинь мои владения.
Кончик хвоста каторианца прекрасно показывал все, что наставник думает о произошедшем, но спорить с Танатосом не стал. Молча развернувшись, он пошел обратно к порталу, а я еще оставался на месте, когда темная стена отделила от нас Танатоса с Мерлином, указывая наше место. Момент для того, что я задумал, был самый подходящий:
– За вмешательство в игровой процесс трех тысяч игроков и передачу их Танатосу с изолированием от основного игрового мира я признаю Мерлина виновным и приговариваю его к трехдневной диарее без права на лечение. Приговор окончательный и разорви его на унитазе.
Я смутно представлял перечень возможных наказаний в Игре, но так как всей душой верил в справедливость своего решения, надеялся, что Игра сочтет мой вариант полезным. Тем более что такое наказание подразумевало конфиденциальность, ведь Игра не допустила бы преждевременной огласки личности старика. Все было в духе Игры, и именно за это не любили судей, старались уничтожить при первой возможности.
Вердикт подтвержден
Незначительное увеличение Энергии стало лишь приятным бонусом к удовлетворению, полученному от вынесенного решения. Довольный сам собой, я пошел за наставником, насвистывая веселую мелодию, пока не увидел, в каком настроении пребывал Арчибальд. Возвращался он отрешенным и странно молчаливым. Он даже не заметил или проигнорировал мою выходку. Несколько раз каторианец пнул камни, попадающиеся ему по пути, но без привычной злости. Таким подавленным прежде я его не видел, всегда язвительный, высокомерный, уныние предпочитало обходить его стороной. Этому я видел только одну причину – направленное влияние Мерлина или Танатоса. Не верилось, что дело в неудаче с переговорами.
Отправляя нас домой, Танатос очистил путь от призраков, так что до портала мы добрались быстро. Двигаться в обратную сторону было легко, зеленая пелена сама помогала поскорее покинуть границы мертвого мира. Стоило мне ступить в портальную комнату, как нога вместо твердого пола поскользнулась о что-то круглое, и я едва не свалился на Арчибальда, стоящего передо мной. По всей комнате было разбросано огромное количество маленьких металлических шаров, и даже без Степана было понятно, что это обещанные души. Странное какое-то представление о душах.
– Император предлагает выкупить освобожденные души, – мы не успели дойти до двери, как в воздухе материализовался Советник. Авалон воспринял нового гостя вполне спокойно – на существ такого уровня его защита не распространялась. Шары взмыли в воздух, выстроились в четыре правильных куба, и стало понятно, что предложение носило обязательный характер.
Арчибальд лишь кивнул в ответ, и Советник с шарами испарился, оставив для каторианца и, что приятно, для меня награду. Уровень моих базовых гранисов вырос на четыре единицы, по одному на каждую сотню игроков, но самих гранисов, к сожалению, не прибавилось. Арчибальд все так же молча вызвал лифт, транспортировал нас в зал и уселся в кресло, укрывшись пледом. Рядом потрескивал камин, бросая рядом яркие отблески. Арчибальд словно впал в какой-то транс, его глаза, прикипевшие к огню, стали стеклянными, кресло мерно покачивалось вместе с каторианцем, и мне стало не по себе. Не могло быть, что все! Мы так много сделали, что выход должен был быть! Обязан! Время тикало, внутри меня пригорало.