Упадок мафиозных организаций

Объяснить банкротство какой-то конкретной мафии или организованной преступной группы в каком-то конкретном случае пытаются многие исследования [Reuter 1995; Jacobs et al. 2001; Schneider, Schneider 2003; Zhang, Chin 2003; Vigna 2006; Huisman, Nielsen 2007; Paoli 2007; Johnson, Soeters 2008]. Большая часть этих исследований дает государственно-ориентированное объяснение такого банкротства. Использованию законодательства в стиле акта «О подпавших под влияние рэкетиров и коррумпированных организациях» для криминализации мафиозных ассоциаций[18]и созданию административных инструментов для обеспечения прозрачности, таких как создание попечительских советов в отраслях, связанных с организованной преступностью, приписывают снижение влияния мафии в таких городах, как Нью-Йорк и Амстердам [Jacobs et al. 2001; Huisman, Nelen 2007]. В США изменения в демографии и управлении городов, деятельности в них полиции, усиление федерального надзора и совершенствование законодательства привели к снижению уровня коррупции и инфильтрации в жизнь городов традиционных мафий на местном уровне [Reuter 1995].

Прямые стратегии борьбы с мафией в Италии, включающие в себя реформу законодательства и правоохранительных органов, а также мобилизацию гражданского общества, осуществлявшиеся после убийства судей Фальконе и Борселлино в 1992 году, считаются относительно эффективными, по крайней мере на Сицилии [Jamieson, Violante 2000; Schneider, Schneider 2003; Paoli 2007]. В случае с Италией особое внимание уделялось новым методам правоприменения и усилению координации действий полиции, включавшим в себя увеличение сроков расследования, более широкое использование прослушивания телефонных разговоров, провоцирование на уголовно наказуемое деяние, заслушивание в суде государственных свидетелей и криминализацию пособничества мафии [Vigna 2006].

Однако действия государства не всегда приводят к поражению мафии. Крайне жесткий подход к борьбе с наркокартелями в Мексике, применение военной силы в различных районах страны и преднамеренное преследование и убийство главарей картелей, по-видимому, только укрепили власть картелей [Philip, Berruecos 2012]. В этом случае, как представляется, действия государства просто способствовали дроблению раздутых централизованных картелей на более мелкие, более жестокие и мстительные организации, которые труднее уничтожить.

Это дает возможность предположить, что ключевым моментом в развитии мафиозных организаций и их способности предотвратить негативные последствия, как только они испытывают изменение окружающей среды или давление со стороны государства, является их внутренняя структура. Как Паоли [Paoli 2007; 2008], так и Рейтер [Reuter 1995] упоминают плохо поставленную и ретроградную практику рекрутирования, которая вызывает некомпетентность и снижение адаптационных возможностей американской и итальянской мафий. Для Эриксона [Erickson 1981] рекрутирование также является ключевой переменной, влияющей на выживание тайных обществ в целом. Диверсификация деятельности также может иметь непредвиденные последствия, влияющие на живучесть мафии. Например, в Италии неадекватные шаги мафиозных боссов по освоению таких новых рынков, как рынок героина, оказались рискованными и сомнительными, оказав влияние на внутреннюю структуру и преданность членов организации, снижая престиж мафии и терпимость к ее деятельности в обществе, а также привлекая гражданское население на сторону государства.

Подчеркивая организационные факторы, некоторые ученые перешли подобным образом от понятия «организованная преступность» к понятию «организующая преступность», когда организация преступной деятельности рассматривается как рискованный обратимый процесс, обусловленный постоянной незащищенностью и неопределенностью и изменяющийся в этих условиях [Block 1980; Southerland, Potter 1993; Mclllwain 1999,2001; Morselli 2008]. Настоящее исследование демонстрирует, что в действительности организованная преступность может быть плохо адаптирована к реальности и дезорганизована, а потому совсем не так широко распространена и сильна, как это изображается в средствах массовой информации [Woodiwiss, Hobbs 2009]. Подход к рассматриваемому явлению как к «организованной преступности» хотя и не делает особого акцента на сопротивляемости давлению извне как таковому, примечателен тем, что показывает, каким образом организованные преступные сети могут оказаться уязвимыми и способными подвергнуться разрушению, хотя и не обязательно уничтожению.

Другие исследования выходят за рамки взгляда сверху вниз, рассматривающего государственные подходы, или снизу вверх, изучающего организационные вопросы, и занимаются макроуровнем, учитывая такие его переменные, как структурирование международных криминальных рынков или природа переходных периодов в политике. Чжан и Чинь [Zhang, Chin 2003] предполагают, что китайские триады пришли в упадок, поскольку наиболее прибыльная деятельность, такая как контрабанда героина и людей из Азии в США и Европу, не выгодна хорошо структурированной и заметной преступной организации, поскольку связана с короткими цепочками возникающих и исчезающих двухэлементных отношений. Такой рынок трудно монополизировать и принуждать к повиновению, поэтому по сравнению с другими сообществами преступников, не имевших четкой групповой криминальной идентификации, триады имели «структурный недостаток». Купатадзе [Kupatadze 2012] в своем исследовании последствий политических перемен и организованной преступности в Грузии, Кыргызстане и на Украине утверждает, что при переходе от одного политического режима к другому на организованную преступность влияют местные факторы. К таким факторам относятся единство приходящих к власти партий, постепенность характера перехода, а также уровень и устойчивость активности гражданского общества. Все это влияет на возможности организованной преступности в этих трех постсоветских странах влиять на политические процессы и минимизировать тем самым последствия государственного давления.

При объяснении причин кризисов мафии основное внимание уделяется правоохранительным органам, управлению, политическим процессам и, в некоторых случаях, структуре криминальных рынков и организационным изменениям в рамках самой организованной преступности. Понятие устойчивости обсуждается редко, хотя отсутствие этого качества должно подразумеваться, по крайней мере, в любом обсуждении кризиса, связанного с давлением со стороны государства или с обусловленной внешними обстоятельствами системной нагрузкой. Например, Чжан и Чинь [Zhang, Chin 2003] в своей работе, посвященной рассмотрению «структурного дефицита», утверждают, что триады были просто неспособны воспользоваться новыми рыночными возможностями в области контрабанды людей и героина и поэтому уступили конкурентам и оказались под угрозой банкротства. Это предполагает, что они не были устойчивы к изменениям на криминальных рынках и не могли к этим изменениям адаптироваться, для того чтобы на этих рынках выжить. Однако недостаточно просто констатировать, что структура триад была несовершенной. Структура может меняться, поэтому в данном случае вопрос состоит в том, изменилась ли она, а если нет, то почему? Кроме того, почему борьба итальянского государства с «Коза ностра» увенчалась успехом, несмотря на высокий уровень сопротивления последней? И чем объясняется провал тотальной атаки вооруженного до зубов мексиканского государства на наркокартели? Является ли такое различие просто вопросом политики? Что можно сказать о внутренней прочности вовлеченных групп? Если мы распространим наши рассуждения на повстанческие движения и партизанские группы всего мира, то колумбийские, чеченские, баскские, уйгурские, тамильские и североирландские сепаратисты и повстанцы явятся примером организаций, в одинаковой степени применяющих насилие, однако имеющих чрезвычайно разную устойчивость к системному стрессу и государственному давлению.

Таким образом, цель этой книги состоит в том, чтобы поставить вопрос о такой устойчивости или неустойчивости во главу угла соответствующего анализа. Приступая к теме Грузии и воров в законе, я рассмотрю антимафиозную государственную политику и ее последствия, но основное внимание уделю разладу, изменениям и способности к адаптации в самом криминальном мире, которые, возможно, уменьшили его сопротивляемость давлению государства. Перейдем к концепции устойчивости. Исследуя эту тему, я использую рассуждения Тилли [Tilly 2005] о жизнеспособности сетей доверия. Он задается вопросом: как и почему работают такие сети? Что делает их жизнеспособными? Почему некоторые из них более устойчивы, чем другие? Что делает их уязвимыми для внешних ударов, что приводит их к упадку и когда они прекращают свое существование?

Устойчивость

Ученые, занимающиеся вопросами социальных наук и политики, попытались перенести концепцию устойчивости с экологии и экосистем на общество и социально-экономические системы и применить ее к ним [Gunderson et al. 1995; Levin et al. 1998; Gunderson 2000]. В ходе изучения различных организаций и институтов они старались понять, почему некоторые из них продолжают существовать во враждебном окружении, а другие в то же время терпят неудачу или полностью изменяются [Hannan, Freeman 1984; Haveman 1992; Barnett, Carroll 1995]. В криминологии и социологии понятие устойчивости все более явно становится объектом внимания в попытках понять причины успехов или неудач «темных сетей», будь то организаторы мятежей, террористические ячейки, распространители наркотиков или коррумпированные полицейские, однако литература по этой теме еще не включает в себя никаких явных исследований мафий [Bouchard 2007; Bakker et al. 2012; Lauchs et al. 2012].

Согласно этим исследованиям, устойчивость определяется, подобно тому, как это делается в экологии, как способность объекта или системы продолжать свое существование под давлением экзогенного шока или системного стресса, а также адаптироваться и восстанавливаться после шоков [Bakker et al. 2012]. Уровни устойчивости изменчивы и порождаются динамическим взаимодействием между организациями и их окружением. Чтобы нечто проявило себя устойчивым, к нему должна быть приложена некая внешняя сила, несмотря на воздействие которой это нечто останется в прежнем состоянии [Carpenter et al. 2001; Bouchard 2007]. Устойчивость подобного объекта, социальной или экологической системы, могут помочь объяснить его характеристики, такие как способность к адаптации, обучаемость, замещение ресурсов и скорость обновления [Adger 2000; Carpenter et al. 2001; Bakker et al. 2012]. Способность к адаптации в социальной системе включает в себя способность институтов или сетей рефлектировать по поводу предшествующего опыта, учиться, гибко организовываться и принимать решения, а также, по мере необходимости, контролировать каждый фрагмент обратной связи.

Факторы, влияющие на устойчивость, могут меняться. Их изменения могут быть преднамеренными и направленными на повышение устойчивости к системному стрессу или вынужденными и непроизвольными. На степень и скорость изменений могут влиять размер организации или сети, ее возраст, конкурентоспособность в окружающей обстановке, а также внешнее влияние научно-технического прогресса [March 1981; Hannan, Freeman 1984; North 1990; Amburgey, Kelly 1991; Barnett, Carroll 1995]. Однако там, где окружающая обстановка не благоприятствует ориентации в ней или быстро меняется, существует риск того, что осуществление преобразований окажется пагубным для организации, в связи с чем наилучшей стратегией выживания может оказаться инерция [Hannan, Freeman 1984: 151]. Инерция может также проявить себя не как стратегия, а как результат невозместимых издержек, внутренней политической грызни, проблемности коллективных действий и несовершенства информации [Haveman 1992]. Хотя организации способны учиться и адаптироваться, организационные изменения часто происходят бессистемно, при неполной информированности и с незначительными представлениями о том, как они повлияют на устойчивость и выживание.

Преступные организации ничем не отличаются от упомянутых выше: для повышения собственной устойчивости они могут целенаправленно проводить изменения, однако, особенно в быстро меняющейся среде, такие изменения могут иметь непреднамеренные пагубные последствия.

В применении к преступным организациям некоторые факторы были выделены как важные для устойчивости этих организаций. К таким факторам относятся баланс между интеграцией и дифференциацией ролей, доступ к ресурсам, легитимность – как внутри, среди членов преступной организации, так и за ее рамками, в тех слоях общества, которые оказались в сфере интересов организации, – степень централизации и иерархии, а также типы мотиваций, стимулирующих вовлеченность и активность участников и имеющих в своей основе недовольство или возможность получения выгоды, – все это влияет на устойчивость [Bakker et al. 2012]. Распределив вышеописанные переменные величины по категориям, Тилли [Tilly 2005] использует большую их часть в своем исследовании сетей доверия. Он рассматривает жизнеспособность и выживание таких сетей в историческом аспекте и во взаимодействии с контрагентами, чаще всего государствами, ресурсы которых являются исключительно их добычей. По его мнению, существуют четыре ключевые переменные, которые влияют на жизнеспособность и выживание в столкновении с таким хищничеством. Это:

1) обеспечение ресурсами или средствами к существованию;

2) внешние связи;