– Нате, грабьте меня, несчастного!! – причитал он. Потом, немного успокоившись, он заглянул в толстую клеенчатую тетрадку и пробурчал: – Идите в Желтый район, в номер 2527. Вышвырните прочь тамошнего жильца, а лучше прибейте его! Сколько будете тут жить?

– Пускай неделю.

– Тогда с вас три золотых.

– А как же льготы для старых друзей? Давай сойдемся на пятидесяти процентах… Но, увы, у нас только золотые! Вот тебе один, а половинку я отдам как-нибудь попозже. – Монетка со стуком перелетела через стол.

– Привет! Может, когда увидимся! – от этих слов Людвиг буквально почернел.

Когда они снова углубились в лабиринт ночлежки, Рихард с улыбкой сказал:

– Довольно мерзкое местечко ты выбрал, чтобы рисковать жизнью! А если бы этот толстяк в истерике приказал нас валить?

– Я пришел к нему не в первый раз. Он типичный стопроцентный трус. Он даже и не собирался убивать нас у себя в кабинете, я уверен – потому что от вида крови сам бы умер. Велел бы вывести на помойку и там прикончить. Тут мы и вывернулись бы!!

– Если б ты соблаговолил рассказать о своих мыслях перед тем, как мы вошли в этот гадюшник, я взял бы тебя за шкирку и пару раз встряхнул как следует!!! Ишь ты, знаток человеческих душ! «Он бы нас не убил»! Хотя ты ловко взял его на понт.

– Какой понт? Сплошной трезвый расчет. Людвиг – существо, состоящее из двух равных половин, жадности и трусости. Увидев меня, он вспомнил, как я в прошлый раз забрал у него кучу золотых, и стал рабом первой половины. Когда я начал угрожать, в нем встрепенулась вторая половина, которая разом задавила первую. В конце концов, он испугался даже собственной первоначальной смелости. Я и прежде встречался с подобными людьми и знаю, как нужно себя с ними вести.

– Ладно, хватит говорить об этом жалком типе!

– Ты прав, как ни удивителен сей факт! Кстати, мы пришли.

Действительно, ближайшие комнаты имели двери желтого цвета и номера у них начинались на 25. В комнате, которую Людвиг предназначил для них, жил какой-то тощий тип с разорванной и плохо зажившей нижней губой. Его быстро выкинули прочь вместе с пожитками, а чтобы он сильно не разорялся, Оскар сунул ему серебряную монетку. В комнатушке явственно воняло мочой и дохлятиной. Рихард, постояв посредине с гримасой отвращения, вышел обратно в коридор.

– Я здесь жить не буду! – заорал он.

– Успокойся! – Оскар достал из сумки пакетик желтого цвета с зелеными иероглифами, извлек оттуда спираль бурого цвета и поджег ее. По комнате поползли клубы полупрозрачного пахучего дыма. Оскар тоже вышел в коридор. – Эй, амиго! Не вороти нос от запаха народа! Скоро все люди будут жить в вонючих пещерах и грызть гнилые кости сырыми, поэтому пора привыкать. Я-то не доживу, старый… Пойдем понюхаем, может, эти благовония пахнут все же лучше, чем мертвая мышь.

Они вошли внутрь. Рихард сразу закашлялся, сунул в рот сигарету и хрипло прошептал:

– Не знаю, что сказать тебе, о безумный старец! Таким запахом в Баварии травят клопов. Не могу понять, от чего меня тошнит больше: от того, первого запаха, или от этого.

Мимо плелся, держась за стены, сгорбленный старик в неимоверно рваном кашемировом пальто, который не преминул заглянуть в раскрытую дверь с гнусавым шамканьем:

– Подайте убогому, гошпода!! – Он протянул дрожащую грязную руку.

– Фу, теперь у нас воняет козлом! – возмутился Рихард. – Пошел прочь, уродец!