— Здесь был Салем Хамади.
— Что?
— Ничего, господин министр. Просто рассуждаю вслух. — Он увидел, как мимо проплывают берега, отяжелевший самолет двигался теперь медленнее. Кто-то — коммандос, летчики-истребители или он сам — обязан был быстро что-нибудь придумать.
Бекер откинулся на спинку кресла. За эти дни он привык сидеть в кабине, наклоненной вниз, а теперь она задиралась вверх. Странно, почему подобные мелочи так раздражают в критической ситуации. Он попытался включить радио, но оно не работало, как и все остальное электрооборудование. Бекер обратился к министру иностранных дел, который уселся в кресло второго пилота:
— Господин министр, я капитан и могу отдать приказ эвакуироваться, если вы не хотите этого делать.
Ариэл Вейзман сидел ровно, устремив взгляд вперед.
— Мы ощутим какие-нибудь признаки того, что начинаем погружаться?
— Мы
Министр посмотрел вперед на земляной причал, потом в боковое окно назад, на догонявшие «Конкорд» надувные плоты.
— Подождем, — нерешительно произнес он.
— Отлично. — Бекер снова откинулся на спинку кресла и уставился в окно, наблюдая рождение нового дня. Самолет сослужил им прекрасную службу во время обороны, но теперь уже ничего нельзя было изобрести и придумать. Черт побери, эта штука, похожая на гигантскую морскую птицу, совершенно не могла держаться на воде.
Мириам Бернштейн смотрела в иллюминатор на воды Евфрата. Подняв голову, она увидела проплывавший мимо пустынный восточный берег. Глаза ее были затуманены слезами, искажали видимость и осколки стекла, но она знала, что все еще видит перед собой Вавилон. На берегу возникла деревенька с глиняными хижинами, ее обитатели высыпали на берег, уставившись на «Конкорд». Призматический эффект осколков стекла окрасил их черные головные уборы и серовато-коричневые хижины всеми цветами радуги. Как Вавилон, построенный из цветных кирпичей. Мириам показалось, что она чувствует, ощущает присутствие, почти видит евреев-пленников Вавилона, работающих на берегах реки, а их арфы висят на призрачных вербах. Она вздохнула, прижалась лбом к стеклу, и слезы покатились по ее лицу. Мириам знала, что он мертв. Ему судьбой была предназначена встреча с Ахмедом Ришем… или с кем-нибудь подобным. Она только надеялась, что он наконец-то обрел мир.
Дэнни Лавон вызвал по внутренней связи Ласкова.
— Следи за топливом, генерал.
Ласков посмотрел на приборы. Во время боевых заходов топлива было израсходовано больше, чем он рассчитывал.
— Понял тебя. Отправляй всех домой. А мы еще покружим здесь немного.
— Ясно. — Лавон передал истребителям приказ возвращаться.
Выстроившаяся клином эскадрилья проследовала мимо машины Ласкова. На малой высоте они прошли над рекой, дружно помахав крыльями, повернули на запад и взяли курс на Израиль.
Проводив их взглядом, Ласков развернул свой истребитель. Солнце висело над самыми высокими вершинами иранских гор, его лучи освещали Месопотамию, превращая серую землю в золотистую. Ветер утих, и только кое-где виднелись облака пыли, плывшие над равнинами. Генерал увидел оба транспортных самолета, дымящиеся развалины гостиницы, руины Вавилона и арабскую деревню, примостившуюся среди них. Потом взгляд Ласкова привлекла еврейская деревня на другом берегу, к которой медленно продвигался «Конкорд».
— Невероятно, — произнес он в микрофон.