— Но если их не нейтрализуют, генерал, то какого рода операции террористы смогут предпринять для срыва мирных переговоров?

— Морские и воздушные. Однако штаб ВМС заверил меня, что все пространство по курсу полета «Конкордов» над Средиземным морем тщательно патрулируется не только их самолетами и американским Шестым флотом, но также морскими силами Греции, Турции и Италии, которые проводят в этом районе маневры в рамках программы НАТО. Кроме того, ракеты класса «корабль — воздух», способные сбить самолет, летящий на высоте и скорости «Конкордов», слишком сложные, чтобы ими могли владеть и управлять террористы. Но, если им все же удастся заполучить такую ракету и запустить ее с корабля, у самолетов сопровождения будет достаточно времени, чтобы определить цель и сбить ее. Я правильно говорю, генерал? — Добкин посмотрел на Ицхака Талмана — начальника главного штаба ВВС. Все присутствующие также повернулись в его сторону.

Ицхак Талман встал, подошел к окну и устремил взгляд вдаль. Высокий симпатичный мужчина, с аккуратно подстриженными усами на манер английских военных и взглядом бывшего лихого летчика Королевских ВВС Великобритании. Он заговорил на смеси плохого иврита и еще худшего идиша, но с аристократическим английским акцентом. Как и все британские офицеры, которыми Талман восхищался, он обладал уравновешенностью и учтивыми манерами. Но, как и многие старые офицеры Британской империи, Талман просто играл. На самом деле он был чрезвычайно нервным и эмоциональным человеком, однако тщательно скрывал это.

Талман отвернулся от окна и ровным голосом обратился к присутствующим:

— Мой лучший летчик-истребитель Тедди Ласков лично возглавит эскадрилью специально подобранных летчиков, которые полетят на лучших в мире истребителях. В настоящий момент они наблюдают за подготовкой и вооружением двенадцати истребителей, расположенных на дальнем конце аэродрома. Тедди Ласков уверяет, что сможет обнаружить, определить, проследить, перехватить и сбить в небе любую цель, включая МиГи, ракеты «корабль — воздух» и даже самого Сатану, если только он появится на экране радара. — Талман окинул зал заседаний поверх голов собравшихся здесь мужчин и женщин. — Разведка ВВС сообщает, что у террористов не только никогда не было возможности для проведения воздушной атаки, но и сейчас они такой возможностью не располагают. Но если все-таки кто-то предпримет атаку против «Конкордов», то в воздухе им будет противостоять самый мощный воздушный флот Средиземноморья. — Талман пригладил усы. — Ласков лучший из тех, кто у нас есть. Как только «Конкорды» пересекут береговую линию, ответственность за них буду нести я, и я возлагаю на себя эту ответственность без малейших колебаний. — С этими словами он вернулся на свое место.

Тедди Ласков, слушавший речь Талмана в коридоре, тихонько открыл дверь зала заседаний. Несколько голов повернулось в сторону человека, которого только что расхваливал Талман. Ласков смущенно улыбнулся и замахал руками, призывая не обращать на него внимания. Войдя в зал, он прислонился к стене.

Мириам Бернштейн пыталась встретиться взглядом с Хоснером, но тот упорно игнорировал ее. Хоснер оглядел остальных присутствующих, сидевших за столом и возле стены, но, похоже, ни у кого из них не было ничего добавить к сказанному.

— Хорошо, тогда… — начал он.

Мириам Бернштейн поднялась со своего места.

— Мистер Хоснер.

— Да?

— Я хотела бы кое-что добавить.

— О-о-о!

— Благодарю вас. — Мириам одарила Хоснера улыбкой, которую тот, похоже, не заметил. Она опустила взгляд, порылась в лежавших перед ней бумагах, потом снова подняла голову. — Я очень внимательно слушала то, что здесь говорилось. На меня произвели большое впечатление предпринятые меры предосторожности, и все же, честно говоря, меня встревожил характер этих мер и выражения, в которых они описывались. Господа, ведь мы отправляемся на эту конференцию с целью заключения прочного мира. — Мириам Бернштейн замолчала и оглядела присутствующих, встретившись по очереди взглядом с каждым из них. — Разговоры о том, чтобы сбивать воздушные цели, о допросах с пристрастием подозреваемых арабов в дружественных нам странах, о посылке шпионов — все эти разговоры вполне уместны при определенных обстоятельствах. Но в данный исторический момент я бы рискнула снизить до предела агрессивный тон. Ведь не хотим же мы появиться в ООН, как банда ковбоев, вооруженных револьверами. Мы же хотим предстать там людьми, приехавшими говорить о мире.

Мириам сжала губы, словно задумалась над тем, чтобы ее слова не прозвучали как предложение капитуляции. Она уже много лет сотрудничала с крылом своей партии, выступавшим за мир, и чувствовала, что просто обязана сделать подобное предупреждение, тем более сейчас, когда желанный мир начал приобретать очертания реальности. Ведь за всю жизнь ей не пришлось прожить ни одного дня в мире. Мириам вскинула руки, как бы призывая этим жестом к примирению.

— Я не пытаюсь создать проблему там, где ее не существует. Просто хочу сказать, что все военные и разведывательные операции должны быть почти полностью свернуты на время проведения мирной конференции. Это будет знаком нашей доброй воли. Ведь должен же кто-то первым спрятать револьвер в кобуру. И даже если вы увидите на экране радара Сатану, генерал Талман, не сбивайте его своими ракетами, а просто объясните, что следуете на мирную конференцию и не желаете предпринимать агрессивных действий. Сатана увидит, что вы настроены миролюбиво… и Провидение уберет его с вашего пути. — Мириам вновь оглядела зал, и ее глаза на секунду встретились с глазами Тедди Ласкова.

Во взгляде Мириам Тедди увидел нечто такое, что довелось видеть очень немногим людям, но он не знал, как даже назвать это нечто.

Мириам Бернштейн еще раз оглядела зал.

— Среди нас присутствуют люди, не желающие поступиться своими принципами ради мира. Я понимаю их. Мне известны все возражения против идеи достижения мира любой ценой. Мы все их знаем, и я даже согласна с некоторыми из них. Но сейчас я просто прошу вас в течение ближайших нескольких дней задуматься над моими словами. Благодарю вас. — Мириам села и углубилась в лежавшие перед ней бумаги.

Ответа на ее выступление не последовало, в зале стояла тишина.