В Нью-Йорке ее ждало много общественных дел, однако было у нее и личное дело. Во время Йом-Киппурской войны ее единственный сын Елиуй погиб в бою, а Иосиф уже три года считался пропавшим без вести. Интересно, сможет ли она в Нью-Йорке узнать у арабов о его судьбе.

Джабари заметил на улице какую-то суету и инстинктивно сунул руку в карман.

Мириам, похоже, не обратила на это внимания, она была занята разговором.

— Люди выбрали правительство, готовое поменять тактику уступок на прочные гарантии. Понимаешь, Абдель, мы продемонстрировали миру твердость своих намерений. Садат был одним из первых арабских лидеров, кто понял это. Когда он приехал в Иерусалим, за его действиями следили очень многие люди, которые с самого начала искали мира с Иерусалимом, и он первым разрушил тридцатилетнее противостояние. — Мириам наклонилась вперед. — Мы отлично сражались и завоевали уважение многих наций. Но враг больше не стоит у нашего порога, затяжной штурм закончился. Люди настроены сесть за стол переговоров.

Джабари кивнул.

— Надеюсь, это так. — Он бросил через плечо Мириам взгляд на собравшуюся на улице толпу, а она накрыла своей ладонью руку Джабари и продолжила:

— А ты, Абдель? Если они создадут новое палестинское государство, ты поедешь туда?

Некоторое время Джабари молчал, глядя прямо перед собой.

— Я избранный член кнессета. Не думаю, что меня с радостью встретят в любом новом палестинском государстве. — Он поднял изуродованную руку. — Но даже если и так, я все равно попытаюсь. Кто знает, может, там мне удастся воссоединиться с семьей.

Мириам Бернштейн уже пожалела, что задала этот вопрос.

— Ладно, нам всем придется принимать решения в будущем. Но сейчас важнее всего то, что мы отправляемся в Нью-Йорк обсуждать вопрос длительного и прочного мира.

Джабари кивнул.

— Да. И мы должны быть решительны, пока люди настроены на мир. Но боюсь, что произойдет нечто такое, что нарушит подобные настроения. Какой-нибудь инцидент. Какое-нибудь непонимание. — Джабари наклонился вперед. — Сейчас все условия — социальные, исторические, экономические, военные, политические — объединились для мира на Святой земле. Такого не случалось тысячелетиями. И к тому же сейчас весна. Так что ничто не может помешать переговорам. Правильно? — Джабари встал. — Но мне хотелось бы, чтобы мы уже были в Нью-Йорке, чтобы конференция шла полным ходом. — Он посмотрел на улицу. — Похоже, летят наши самолеты. Давай посмотрим.

Посетители кафе торопливо высыпали на улицу. С севера к аэропорту Лидды подлетали два «Конкорда», когда первый из них начал снижение, люди смогли увидеть на его белом хвостовом оперении голубую звезду Давида. Толпа, состоявшая из арабов и евреев, нестройно захлопала.

Мириам Бернштейн поднесла ладонь к глазам, наблюдая за снижавшимися «Конкордами». Позади аэродрома над равниной возвышались Самарианские холмы. Она заметила, что за ночь миндаль расцвел еще больше, и теперь холмы словно были покрыты розовыми и белыми облаками. Каменистые подножия холмов были покрыты зеленым ковром, на котором сверкали красные анемоны, кремовые люпины и желтые маргаритки. Свершилось ежегодное чудо возрождения природы, и вместе с хамсином на Святую землю приходил мир.

Или просто так казалось.