Спешу к ярко-красному театральному занавесу. Внутри что-то дрожит, нарастая, словно снежный ком.

Как бы я себя не обманывала, но вынуждена признаться себе: я расстроена, что Максим не пришёл.

Резкий приступ тошноты заставляет на мгновение прикрыть глаза и даже покачнуться.

Я успеваю упереться ладонью в стену, когда резкий приступ боли в низу живота обрушивается на меня, словно большой безжалостный кулак великана. С губ срывается жалкий болезненный стон.

Лоб мгновенно покрывается холодной испариной. Но, когда я вижу Катьку Наумову, что появляется из-за угла, стискиваю зубы и выпрямляюсь.

— Так себе станцевала, - заявляет она с ходу, как только оказывается напротив меня. - Могла бы и лучше, - брюнетка нарочито громко фыркает, выказывая ядовитое призрение.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Я слышу оценку Катьки про мой «халявный» по ее «профессиональному» мнению пируэт как сквозь плотную вату, которой забиты уши. Она считает, что мой танец холоден и лишен эмоций.

В какой-то момент девушка замолкает. Аккуратные тонкие брови «ползут» друг другу навстречу, сдвигаясь на переносице.

— Что с тобой?

Я лишь тяжело дышу, прикрывая глаза. Скрывать, как мне плохо и делать вид, что все в порядке, сил больше не остается.

Слишком тошно, почти невыносимо. Язык онемел, а низ живота будто дерёт острыми цепкими когтями хищная птица.

— Больно, - успеваю просипеть прежде, чем потолок начинает вращаться; пол уходит из-под ног.

Меня поддерживают руки соперницы, не давая завалиться назад.

— Макарова?! – полный неприкрытого страха голос Кати, врывается в ускользающее сознание. — Ангелина?

Свет в глазах меркнет и наступает полная темнота…

— Ангелиночка? Дочка, очнись!

Ресницы трепещут. Так хочется спать…

- Ангелина! - голос мамы заставляет с трудом открыть глаза.

Провожу непослушным языком по пересохшим губам.

Чувствую себя разбитой. Нет, неверно! Скорее, раздавленной. Словно по мне проехал трактор. Ничего не понимаю… Блуждаю растерянными взглядом по абсолютно белым стенам.