Я живу. Это все, что тут можно сказать.

И вот уже в которой раз я просыпаюсь, свешиваю ноги, и касаюсь вечно теплого пола. Отталкиваюсь рукой от кровати, и иду запускать синтезатор. Сегодня, как и в любой из этих бесчисленных дней, меня ждет сытный завт-рак, и я удивляюсь, каким образом я не разжирел за все эти годы.

Синтезатор вытянут вдоль стены перпендикулярно кровати, и представ-ляет собой длинную трубу, одним концом выводящую к столу, а другим к пульту управления, и украшенную ярко-зеленой надписью, призываю-щей меня возвращать в синтезатор остатки пищи в целях экономии атомов. Что я, впрочем, и делаю – не хватало еще, если человечество переведет все атомы во Вселенной.

Каждый день я вижу эту надпись, и каждый день задаю себе один и тот же вопрос:

А есть ли оно, человечество?

И если есть, то неужели все оно живет в этих камеппых ящиках, не поки-дая их пределов?

В синтезатор заложено пять миллионов наименований продуктов и их ингредиентов. Заказать можно что угодно! Вот, скажем, на «ом» что унас есть? Омары или омлет? И то, и другое нравится мне почти в равной степени, но сегодня я больше расположен к омарам. А еще – к черной ик-ре с черным хлебом, и ковбойскому чаю мате. Заказать это все пять ми-нут. Синтезировать – около часа. Остается только нажать на «Пуск».

Синтезатор вздрагивает, и начинает часто-часто вибрировать, слегка наг-реваясь, и издавая пронзительный свист: идет термоядерный синтез. Пусть машина приготовит пока кислорода, углерода, азота а я пойду в душ.

И вот, стоя под теплыми струями, вдыхая воздух, свежий, как в первоз-данном лесу Мезозоя, я размышляю о том, до чего хороша моя жизнь.

Ведь правда – в Холодной войне я не раз слышал о двух изобретени-ях, что изменят лицо человечества: термоядерный реактор и интернет. Первый должен был раз и навсегда положить конец нищете и беспра-вию, второй – поставить крест на людском одиночестве. В конечном счете, они это и сделали, но на то, чтобы провести интернет в каждый дом, потребовалось всего тридцать лет, а на то, чтобы термоядерный ре-актор стал бытовой техникой – в десять раз больше. И вот уже я считаю, что омлет вкусней, чем омары.

Когда я возвращаюсь в комнату, синтезатор уже не свистит – теперь из его недр доносится громкое, резкое, ядовитое шипение. Это идет химичес-кий синтез, и внутри машины рождаются белки и липиды, АТФ и НАДФ+, и даже дезоксирибонуклеиновая кислота. Синтезировать пищу без ДНК быстрее на треть, вот только вкус будет совершенно не тот.

Вскоре шипение сменяется хлюпаньем – пошел биологический синтез. Неизвестная сила собирает молекулы в клетки, а из клеток, как из кирпича, строит почти что живой организм. Это, в общем-то, долго, но я предпочи-таю есть омара, а не бесформенную кашу.

Словом, один час от нажатия кнопки – и мой омар лежит передо мной, теплый, сочный и мягкий. Есть вилка, но я ем руками. Ем, как всегда, нас-лаждаясь, и думая о том, что еда – это, как ни крути, а прекрасно.

Но иногда меня берет жуть, стоит только мне задуматься о том, что я ем. Я вдруг понимаю, что этот омар никогда не был живым. Он родился уже разделанным и приготовленным, и не знал, что есть боль и что есть продол-жение рода. В нем никогда не было потрохов, а в его сосудах не текло кро-ви. Но он будто бы настоящий… Я видел омаров в Полинезии, и знаю, о чем говорю. Иногда я думаю, что если бы я мог поместить спешащие следом ик-ринки в воду, из них бы вывелись настоящие осетры.

Я уже знаю: на обед я съем пять-шесть дим-самов, три суши с тунцом, авокадо и икрой летучей рыбы, и личинку саранчи по-эфиопски. Но это бу-дет не скоро, так как сейчас я иду в третью комнату.

Ведь третья комната – сетевая.