– Так что произошло? – с живейшим интересом вопросила я.

– Самим бы понять. – вздохнул напарник и, вскинув на меня глаза, пристально всмотрелся в лицо, словно пытаясь отыскать там что-то новое. – Ты себя как чувствуешь? Нет желания покарать бездарных смертных?

– Чего? – выпала я.

– Странно, а на баллу было. – не преминул высказаться напарник. – В общем, слушай и обтекай. Эта местная сумасшедшая, судя по всему, заключила сделку с какой-то тварью из подземного царства. Понятия не имею, что отдала взамен, но получила немало: силу, жестче которой мне прежде видеть не приходилось. Было внутри нее что-то такое, от чего хотелось сбежать к чертям и уволиться для надежности, чтобы не пришлось и дальше с этим разбираться. Я бы сказала, что ее магия была похожа на конец света, специфика была соответствующая: всякие летающие твари, вонь невероятная и вопли ее, которые дали бы форму всем банши мира. Но не суть. Ты, как обычно, начала призывать свет, чтобы противопоставить его этой двинутой, но что-то пошло не так: не то увлеклась, не то допризывалась.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась я, вспоминая, как тело наполнилось непередаваемой легкостью, словно мне не требовалось никакой магии для полета.

В голове, как засевшая плстика, вновь зазвучали слова: «Мех и перья, чешуя и кожа, разные снаружи, одни и те же внутри. Странное тело, но одной души, через всех существ его целым сделала ты». Внутри, вместе с этими словами, вновь пробуждалось странное чувство жжения и тепла.

– Я призвала кого-то? – вопросила я, стараясь отвлечься от навязчивого шепота.

– Не кого-то, Владеныш, а ЕЕ. – усмехнулся, делая большой глоток кофе без сахара и хоть капли молока, Игнат. – Гекату. Впервые в жизни сталкиваюсь с такой формой одержимости, если этот термин вообще здесь уместен. Она была внутри тебя. Говорила твоим голосом, но он звучал словно измененный, слишком громкий и властный. Она смотрела твоими глазами, но те были словно и не твои: их заволокла белая пелена и не было видно ни зрачков, ни радужки. А волосы, Влад, посмотри на свои волосы.

Мой взгляд соскользнул на собственные локоны, которые не были привычно золотистыми, в лучах солнца отливающие золотом, но сияли чистой платиной.

– Они на глазах поседели, – произнес Игнат. – и поднялись вокруг, как у Медузы. Ты парила над потолком, а потом, в один момент, словно и не собой стала: начала говорить на языке, который никто из присутствующих, кроме той сумасшедшей, не понимал. Да и не нужно было. Она как поняла, с кем разговаривает, упала на колени и разом растеряла все устрашение. Понятия не имею, что сделала Геката, но та ведьма теперь колдовать вообще не может. А все маги, мертвые маги, Владеныш, ожили. Понимаешь? Сначала лежали, мертвые лежали, в лужах крови, а потом встали и пошли, потому что ты, точнее Геката, произнесла всего несколько слов. Это было невероятно, никогда прежде я не встречал такой силы. Словно…нас всех озарили, но и поставили на место, показав, кто здесь простые, заигравшиеся смертные.

Игнат замолчал, глядя в одну точку пустым, потерянным взглядом.

– Что было после того, как Геката воскресила магов? – тяжело сглотнув, вопросила я.

– Перешла на доступный всем нам язык и пообещала императору сжечь к чертям весь мир, если охота на ее детей, то есть вас, ведьм, вновь возобновится. – отпив кофе, отозвался Игнат. – Это если вкратце. Там, сама понимаешь, разговор был не самый приятный. Но все это фигня в сравнении с тем, что я почувствовал, как ты начала входить в силу.

– Что? – вскинула я брови, пытаясь осознать изменения и, не найдя таковых, немного успокоилась, не забыв при этом произнести: – В силу? Ведьмы входят в силу, дай Геката, на пятидесятом году жизни, когда достаточно опыта.

– Вот и я удивился, – пожал плечами напарник, вздохнув. – а я в таких вопросах, сама знаешь, никогда не ошибаюсь. Понятия не имею, правда, в чем дело было. Может быть, во вселении Гекаты, может быть, в стрессе, может быть в колдовстве больной ведьмы. Кто разберет? Суть в том, Владеныш, что сама богиня оставила процесс твоего вступления в силу. Когда к тебе, как к источнику света, потянулись мириады мотыльков из города сквозь разнесенный тобой витраж, Геката одним движением руки отправил их обратно, заявив, что сейчас не время. А потом повернулась ко мне и сказала, что отныне и навсегда, Владка, я не просто твой напарник, но наставник, смотритель и главный защитник, потому как великая честь досталась мне – быть выбранным не только ведьмой и источником ее силы, но и быть одобренным Вселенной и самой богиней Гекатой.

И пока я и права сидела и, как выразился Игнат, «обтекала» от новостей, сам напарник просунул руку под мою шею и обнял, чмокнув в макушку.

– Но тут бы я поспорил насчет чести, конечно. – задумчиво выдал он. – Меня бы кто спросил, хочу ли я за проблемной ведьмой следить, а? Нет, ну сама посуди, то в неприятности какие влипнет, то на «авось» против твари подземной пойдет, то в карман какой залезет, то Гекату в себя подселит. Я вообще считаю, что мне за такое доплачивать должны. Я вам что, мать Тереза?

– Нет, Игнат, ты не мать Тереза. – фыркнула я возмущенно. – Ты черт хитрый.

– На том и держимся. – рассмеялся он, а затем, взглянув на меня с необычной для него серьезностью, произнес: – Я так испугался, когда Геката ушла, и ты рухнула на пол. Подумал, что ты не переживешь божественного столкновения.

– Сколько я была в отключке? – вопросила я, покачав головой.