– Велесвет, давай!

Домовой, чья макушка показалась прямо перед скорчившимся на полу существом, со всей возможной мужественностью и смелостью подскочил к светоненавистнику, закинув тому на шею артефакт из малахита, сотворенный его ведьмой.

– От часу злого темного отливного, что и кем было заделано, ко злу истинному отлетело! Что принесено, в кровавое царство отнесено, что прилетело, в подлый мир улетело, под черную зыбушку Матери Земли село, присело и там околело. Истинно слово мое! – сгорая от света, рвущегося с моих рук к светоненавистнику, сквозь слезы читала я.

Существо, пытаясь сорвать с шеи артефакт, удушающий его, кричало, что есть сил. Оно изгибалось на полу, рвало цепь, плотно обхватившую его, извивалось, шипело. Но этого было мало.

– Не я лечу, не я заговариваю, а Геката. Она лечит, умывает, заговаривает, свет на помощь призывает с небесными силами, с зарёй, с вечерней звездой. – кричала я, пытаясь перебить рев светоненавистника, исходящегося волдырями и пузырями, от света лопающихся и разбрызгивающих вокруг гной, разъедающий мебель, металлы, стекло. – Чёрт-сатана, отыди от мира нашего на тысячу дорог, на тысячу полей, где скот не гуляет, где люди не ходят. А здесь – святая дорожка на святом месте и святой ведьмой ограждена. Геката, пошли нам сил изгнать его. Аминь. Аминь. Аминь.

Не работало. Оно убивало его, оно глушило его, заставляло сгорать и регенерировать спустя сотые доли секунд. Существо визжало, рвалось, задыхалось, но не уходило.

Велесвет, обернувшись ко мне, застыл с гримасой страха. Он не понимал, что ему делать, не понимала и я. Должно было сработать! Оно должно было сработать!

Не понимая, что еще делать, я вспомнила слова тетушки. Свет души. Свет ведьмы. Свет…

Света здесь было достаточно, но души?

– Я есть свет. – с расстановкой, чувствуя, как в голосе просыпаются громовые нотки, произнесла я. – Я есть жизнь. Я есть путь. Я приказываю тебе, дитя дьявола, исчезнуть из нашего мира. Я есть начало. Я есть конец. Я приказываю тебе, посланник ада, отправиться туда, откуда ты пришел.

Что-то изменилось. Словно под полом резиденции начали открываться врата. Повеяло могильным холодом, а ветер, из ниоткуда взявшийся ветер, поднялся с такой силой, что легкие предметы мебели начали взлетать и нестись к окнам, разбивая стекло и оказываясь на улице. Домовой, ускользая следом, схватился за ножку дивана, который накренился и с громким, неестественным и неправильным скрипом медленно заскользил на меня. Мои волосы взлетели, мешая видеть, а меня потянуло назад, не то от порывов ветра, не то рогатый решил помочь своему ребенку.

– Я есть свет. Я есть жизнь. – кричала я, стараясь заглушить шум вокруг. – Я есть начало. Я есть конец. Я приказываю тебе, сущность тьмы, оставить наш мир. Я есть свет. Я есть жизнь.

Свет внутри меня разгорался все ярче, а существо, корчившееся на полу, взвывало так, как не ревело прежде. Я никогда не слышала таких звуков и едва ли услышу когда-нибудь. Но я не справлялась, потоки ветра были слишком сильные, врата ада открывались слишком медленно, я ускользала следом за улетевшими картинами и не могла позволить себе опустить руки, чтобы зафиксироваться.

Тогда, неожиданно для меня, мою руку обхватил маг. Переведя взгляд, но не упуская из поля зрения светоненавистника, я заметила стоящего рядом Ланфорда. Он, хмуро глядя на меня, не пытался применять магию, прекрасно понимая, что она войдет в резонанс с моей. Он просто стоял рядом и помогал мне держаться на ногах.

С другой стороны, зафиксировавшись в точно таком же положении, встал Игнат. Он, в отличии от Ланфорда, не выглядел столь серьезным. Замер и, подмигнув мне, вытер струйку крови с разбитого носа.

– Я есть свет. Я есть жизнь. – переведя взгляд обратно на существо, чувствуя поддержку и опору, прокричала я из последних сил, вкладывая в мой крик всю силу, что еще оставалась во мне. Это был крик не столько физический, сколько душевный. – Я есть начало. Я есть конец. Я есть зов. Я есть ответ. Я есть путь. И я приказываю тебе, светоненавистник, дитя ада, дитя дьявола, порождение тьмы, убираться из нашего мира. Я приказываю тебе. Я приказываю тебе. Я приказываю тебе.

Чудовище, прекратив кричать в агонии, замерло и, резко поднявшись в грудине, вскинулось вверх, поднимаясь к потолку, закручиваясь там по спирали. Оно вертелось и набирало с каждым оборотом большую скоростью. Уже через несколько секунд я не могла уследить за его полетом, он кружился так быстро, что в одно мгновение все прекратилось, лишь на пол упала смоль, смердящая с такой силой, что внутри меня появилось совсем не благородное желание победителя выплеснуть свой завтрак.

И в ту же секунду все вокруг стихло. Прекратился ветер. Врата, раскрывшиеся под ногами, захлопнулись, а звук не то лязгающего железа, не то крики мучеников умолкли. Мебель замерла на месте, прекратив свой побег к безопасной улице.

Я, стараясь вернуть дыхание, опустила трясущиеся руки, чувствуя внутри себя странное опустошение. Не то свет души закончился, не то стресс сказался.

Воцарилось молчание.