Я с шумом открыла дверь шире и вошла в комнату. Женщина вздрогнула и выпустила руку Лукаса из своих ладоней, обернулась и растерянным взглядом посмотрела на меня.

— Что ты здесь делаешь? — шепотом спросила она.

Неужели боится разбудить нашего болезного? Ну что ж…

— Матушка Илиина просила меня тебя подменить, — громко ответила я.

Как-то резко мне стало все равно на то, что Лукас может прийти в себя в любую секунду. Если что, можно будет сослаться на… приступ горячки. Его разумеется.

— Тише ты, — шикнула Лииза. — Можешь идти, я вполне могу справиться…

— Я-то не против, но попробуй, объясни это настоятельнице, — перебила я монахиню.

— Хорошо, — недовольно поморщив носик, произнесла сестра Лииза.

Встала со стула, бросила еще один обеспокоенный взгляд на Когинса и вышла из комнаты. Кто бы мог подумать, что и здесь этот ловелас, сам того не зная, найдет себе очередную воздыхательницу.

Я осторожно присела на стул и постаралась смотреть куда угодно, только не на того, кто сейчас лежал на кровати. Правда, пару раз глаз за него таки цеплялся. Хм-м… Лицо осунулось, под глазами залегли тени, губы плотно сжаты и да, бороды и усов не было. Как-то я только сейчас заметила, что лицо мужчины гладко выбрито. Но я бы не сказала, что это сделало его моложе. Нет. Наоборот, казалось, он прибавил не три, а все десять лет. Перевела взгляд на руку, которую сжимала Лииза и заметила на ней не прошедшие следы от ожогов. Видимо, некоторые бинты уже сняли, посчитав, что лечение закончено. Ожег на этой руке был глубоким, так что не удивительно, что он не исчез полностью. Вот интересно, и много у него таких ожогов вообще осталось? Помнится, довольно глубокие повреждения были на груди, с правой стороны, на левом бедре и плече. Как получилось так, что лицо было вообще не повреждено, не знаю.

Жужа засуетился, потерся пушистой шерсткой о мою ногу и сполз на пол с тихим «шмяк». Пропрыгал к кровати, взмахнул крылышками и вскоре он уже сидел рядом с Лукасом на кровати и внимательно его разглядывал своими невероятными глазками.

— Ко… — прищурившись, произнес Жужа, — зе… л!

— Тише, — шикнула я на пушистика, который быстро стал меня свой привычный зеленый окрас на красный. Снова злится.

— Св… ол…

— Жужа! — мне пришлось повысить голос, чтобы Жуж не произнес слово до конца.

С такими темпами я скоро буду знать столько подобных слов, недостойных леди, что рискую и вовсе начать говорить подобным образом. По крайней мере, по отношению к Лукасу употребить их очень хотелось, но я все сдерживалась, хоть изредка вспоминая о том, что все-таки являюсь аристократкой.

— Чт… о? — на меня посмотрели самые невинные глаза на свете.

— Не при мне, пожалуйста, — уже тише произнесла, надеясь на то, что пушистый друг меня услышал.

— Ме… рз… ав…

— Ж-ж-жу-у-ужа! — снова пришлось повысить голос. — Я же просила!