И я сдаюсь, мечтая, наконец, оказаться в нормальном душе.

Первая ночь оказывается тяжелой. Коля то и дело просыпается, капризничая, и я боюсь, что ему больно или что-то не так, потому что грудь он не берет. Ношу его, осторожно прижимая к себе, выхожу в коридор, и двигаюсь по этому маршруту, пока у самой голова не начинает кружиться. У меня есть номер врача, и я уже собираюсь звонить ей, когда выходит сонный Марк, в одних домашних штанах, низко сидящих на бедрах. Потирает глаза, а я отвожу свои, потому что не могу не смотреть на него, но сейчас все это совсем некстати.

Все мои мысли только о Коле.

— Кажется, у него болит живот, — говорю жалобно, потому что сейчас и сама нуждаюсь в помощи и опоре, — он плачет и не берет грудь.

— Мира, все дети плачут, это нормально, — он забирает сына из моих обессиленных объятий: если сначала я думала, что Коля почти ничего не весит, то после долгого хождения, руки отваливаются, — ты бледная вся. Полежи, я попробую его укачать.

И повернувшись ко мне широкой спиной, на которой так четко виден рисунок мышц, уходит бродить по квартире. А я остаюсь, глядя им вслед и прижимаюсь лопатками к стене, чтобы найти опору.

Не знаю, сколько стою так, прежде чем все-таки дойти до кровати, но, вопреки усталости, не ложусь. У сына что-то болит, как я могу тут разлечься и отдыхать! Я должна…

Не знаю, что должна. Испытывать те же страдания? Ходить по пятам за Марком и проявлять соучастие, чтобы показать, что я хорошая мама?

Так сложно это все, господи! Я хочу быть для Коли идеальной, способной на лету понимать, почему он плачет и облегчать ему жизнь, но у меня ничего не получается уже в первую совместную ночь. А если я не справлюсь и дальше?..

От этих мыслей портится настроение и весь мир видится в мрачных цветах. Тем неожиданнее, когда в полумраке комнаты появляется Марк с мирно спящим комочком на руках.

— Что?.. Как?!

Господи, даже у мужчины получилось лучше, чем у меня! Ну как тут не заплакать от обиды!

— Ему просто нужно было в туалет. Я переодел его в чистое и сухое, и он сразу уснул. Ты тоже ложись, Мира. Тебе нужны будут силы.

Я киваю, закусив губу, чтобы сдержать слезы. Не знаю, как догадывается об этом Соболевский, но подойдя ближе он вдруг наклоняется ко мне и касается большим пальцем моих скул.

Я смотрю на него снизу вверх, забыв как дышать, и эти прикосновения заставляют меня задыхаться.

— Ты хорошая мама, Мира. Просто отличная. И это нормально, принимать помощь, особенно… мою.

А потом, поддавшись порыву он целует меня в лоб, а я шумно выдыхаю, сцепив пальцы в кулак и сижу так, не двигаясь, пока за ним не затворяется мягко дверь.