— Ты её разбаловала. Я не могу всю работу по дому тянуть одна. У меня экзамены на носу. Ох… Лиса малая…

Зажимаю в кулаке находку и лечу к ним. Думаю, сестре понравится подарок. Дядя Боря просверлит дырочку и можно сделать кулон. Осталось только почистить серебро…

— Вика! Мам! Смотрите, что я нашла!

— Янусь, у тебя совесть есть? — с облегчением выдыхает она, отставляя в сторону тяпку. — Забор не крашен, а ты рыбачишь.

— Ага. Держи, Викуль. Монетка на счастье. Старинная. Серебряная. Из неё кулон красивый получится.

Сестра берёт её в руку, подносит вверх и с интересом рассматривает с разных сторон, прокручивая в солнечных бликах.

— Ян… Очень красивая. Но нельзя монетки подбирать. К слезам это, родная…

— Вика, ты чего? Веришь в разную чушь? Она редкая. Не хочешь, я себе оставлю.

— К слезам это… Яна… К слезам… — звучит грустными нотками и растворяется в голове отдалённым эхо вместе с образом Виктории.

— Вика? — вздрагиваю, будто от разряда тока. Распахиваю веки. Вокруг белая мгла и специфичный запах лекарств щекочет ноздри. Не понимаю, где я. Пару раз закрываю плотно веки, моргаю, осматриваясь по сторонам. Замечаю застывший силуэт у окна. — Где моя сестра?

— В реанимации. Врачи борются за её жизнь, — звучит сдавленно, но слишком знакомо.

Сосредоточиваю взгляд на высоком мужчине. Евгений..?

— Что Вы здесь делаете? — резко сажусь на больничной кровати, в недоумении пялясь на причину моих бед. Он сегодня решил окончательно меня добить, преследуя?

— Вопросы сейчас лишние, Яна, — подходит ко мне и садится на край матраца, поправляя белый халат, наброшенный на широкие плечи. — Я здесь, чтобы помочь.

Его взгляд полон соболезнования, но мне оно ни к чему, ведь если бы не он, ничего этого бы не произошло.

— Всё из-за Вас! — не сдерживаю эмоции и с горечью выплескиваю крик. Срываю с себя простынь, швыряя в сторону. — У неё началась истерика из-за Вас! Убирайтесь прочь! Уходите! Это Ваша вина!

Хочу соскочить с кровати, но он реагирует быстрее. Сильные руки хватают за предплечья и рвут на себя моё тело, впечатывают в грудь, заключают в объятия.

— Тише, Яна, тише. Ты нужна ребёнку. Возьми себя в руки, — хрипло шепчет у виска, обжигая кожу головы дыханием. Пытаюсь вырваться, но не хватает сил. От безысходности начинаю скулить, как побитая собака.

— Тим… У него температура… Мне нужно к Тиму, домой, — рыдаю в его пиджак, тихонько подвывая и всхлипывая.

— С ним всё в порядке. Он с няней. Всё хорошо, Яна… — глубокий голос пробирается под кожу, глубже, до самого сердца, заставляет его сжиматься болезненными рывками.