— Как вы, возможно, помните, мы уже проинформировали храмовую четверку и совет викариев, если уж на то пошло, что мы отвергаем их полномочия. Что мы знаем их такими, какие они есть, и что мы намерены привлечь их к ответственности за их преступления не только против народа Сейфхолда, но и против Матери-Церкви и даже Самого Бога. Вы предполагаете, что, после предупреждения их об этом, наш правильный курс действий, когда нам в руки попадают люди с доказанной виной — люди, чьи письменные отчеты, чьи собственные показания показывают гордость и удовлетворение, которые они испытывают, отдав приказ об убийстве детей, заключается в том, что мы не должны вершить над ними правосудие?

— Ваше величество, я только…

— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, милорд. — Голос Шарлиэн стал заметно холоднее. — Разве сейчас время демонстрировать слабость? Чтобы внушить не только храмовой четверке, но и всему Сейфхолду, что мы на самом деле не обладаем силой наших собственных убеждений? Уверенностью в наших собственных принципах?

Выражение лица Уайт-Черча было крайне несчастным, и его глаза метались по столу совета, как будто ища кого-то, кто спас бы его от гнева императрицы. То, что он увидел, было множеством глаз, которые, очевидно, согласились с ней, и его кадык дернулся, когда он сглотнул.

— Нет, ваше величество. Конечно, нет! — сказал он.

— Рада, что мы пришли к согласию по такому фундаментальному принципу, милорд, — сказала она ему, пронзая его своим жестким карим взглядом. — Я люблю проливать кровь не больше, чем любой другой мужчина или женщина, — продолжила она. — Более того, император и я дали понять настолько ясно, насколько это возможно для человека, что империя Чарис не будет просто убивать людей, потому что они не согласны с нами или потому, что они выступают против Церкви Чариса и нашего конфликта с храмовой четверкой. Но следствие из этого должно быть столь же ясным. — Наконец она оторвала от него свой пристальный взгляд, чтобы окинуть взглядом остальных за столом. — Мы накажем виновных, когда их вина будет доказана, и облачения, которые они извратили и предали, не защитят их. В отличие от них, мы не будем проливать невинную кровь, но мы привлечем их к ответственности за всю пролитую ими кровь. Есть ли какая-то причина, по которой кто-либо из сидящих за этим столом не смог понять этот важный пункт нашей политики?

Никто не произнес ни слова. На самом деле, — подумал Грей Харбор, — велика вероятность, что в данный момент очень немногие из них даже дышат, и он был почти уверен, что Уайт-Черч не дышит. Императрица никогда даже не повышала голоса, но хранитель печати выглядел удивительно похожим на человека, который хотел бы растаять и просочиться под стол совета.

Идиот, — без особой жалости подумал первый советник.

В некотором смысле сочувствовать Уайт-Черчу было не так уж трудно. Часть его беспокойства было достаточно легко понять с точки зрения простого человеческого эгоизма. Уайт-Черч был богатым человеком, но большая часть его личного и семейного богатства была связана с торговлей и долями владения в значительном торговом флоте. Без сомнения, он был рад, что Рок-Пойнт сумел вернуть все первоначально захваченные в Делфираке корабли, кроме двух, но часть его, казалось, не могла понять, что противостояние между Чарисом и Храмом перешло в сферу, в которой даже жизненно важная для существования империи торговля отошла на второй план. Возможно, в этом не было ничего удивительного, поскольку любой чарисиец почти на инстинктивном уровне понимал, насколько жизненно важна эта торговля. К сожалению, где-то в глубине души Уайт-Черч, очевидно, не смог осознать необходимость определения приоритетов на реалистичной основе. Или, по крайней мере, отложить в сторону свои собственные, личные интересы ради интересов Чариса в целом. Все, что могло помешать торговле империи, закрыть порты для его кораблей, угрожало будущему его семьи, и он с самого начала был настойчивым предостерегающим голосом.

Но у его позиции были и другие причины, и большинство из них были значительно менее корыстными. Это не означало, что Грей-Харбор соглашался с ними, но, по крайней мере, он понимал причины, стоящие за ними.

В обязанности этого человека входило официальное составление и получение дипломатической корреспонденции королевства. Он привык мыслить не в терминах великой и масштабной борьбы, а в терминах общения между относительно небольшим числом людей, чьи решения определяли судьбы королевств. Он еще не перешел к пониманию того, что силы, высвобожденные здесь, в Чарисе, выходят далеко за рамки советов королей и князей или даже священников и викариев. Эти лица, принимающие решения, по-прежнему имеют жизненно важное значение, но приливы и отливы, с которыми им приходится бороться, коренным образом изменились.

К сожалению, если Уайт-Черч уже не понял этого, то вряд ли когда-нибудь поймет. И независимо от того, хватило ли у него ума сделать это или нет, он, очевидно, был глух к реалиям новой политической реальности Чариса.

Он, вероятно, думает, что Шарлиэн место в королевской спальне, беременной и вынашивающей наследников трона, — с горечью подумал Грей-Харбор. — Как будто Кэйлеб женился бы на простой племенной кобыле! Или как будто она могла мириться с таким дерьмом кракена!

— Я испытываю облегчение и удовлетворение, обнаружив, что мы все согласны по этому вопросу, милорды, — заметила императрица, ее улыбка стала чуть теплее. — Надеюсь, что мы не сочтем необходимым… возвращаться к этому в будущем.

Уайт-Черч, казалось, слегка съежился, хотя она даже не смотрела в его сторону, когда говорила. Затем она откинулась на спинку стула во главе стола.

— Очевидно, Рейджис, — обратилась она к Грей-Харбору, намеренно назвав его по имени, — мы должны учитывать тот факт, что казнь стольких священников-убийц вызовет реакцию как в Зионе, так и в других местах. Я была бы признательна, если бы вы и барон Уэйв-Тандер — и вы, ваше преосвященство, — добавила она, взглянув на Мейкела Стейнейра, — немного подумали над этим вопросом. Мне бы хотелось, чтобы вы проанализировали, как, вероятно, отреагируют более важные правители.

— Конечно, ваше величество, — пробормотал Грей-Харбор. — Есть ли у вас какие-либо особые проблемы, которые вы хотели бы, чтобы мы рассмотрели?

— Очевидно, что во многих отношениях меня больше всего интересует, как, вероятно, отреагирует храмовая четверка. Однако я понимаю, что любой совет, который вы могли бы дать мне по этой конкретной теме, был бы не более чем предположением. Во что бы то ни стало, продолжайте размышлять — я очень уважаю ваше суждение, и я хотела бы услышать все, что вы можете сказать по этому поводу. Однако меня больше беспокоят такие люди, как лорд-протектор Грейгор и, возможно, король Горджа.

— Горджа, ваше величество? — От неожиданности вопрос из трех слов вырвался из Грей-Харбора, и Шарлиэн даже усмехнулась.

— Полностью осознаю, милорд, что король Горджа не особенно… хорошо популярен здесь, в Теллесберге, скажем так?