— Вот, понимаете, что я имею в виду, говоря о хороших теплых кроватях? — потребовала императрица Чариса, прижимаясь к императору и кладя голову ему на грудь.

— Уверен, что в одну из этих ночей это будет хорошая теплая постель, — ответил он тоном человека, явно уделяющего таким важным вопросам должное внимание, которого они заслуживают, когда он положил руку ей на спину, и его ладонь легла на влажную, сладко пахнущую кожу. — На данный момент, однако, не могу сказать, что температура воздуха такая уж низкая. Даже здесь, в далеком северном Чисхолме.

Он преувеличенно вздрогнул, и Шарлиэн усмехнулась. Если бы на нее надавили, она была бы вынуждена признать, что за месяцы, проведенные в Теллесберге, она была виновна лишь в небольшом преувеличении в том, что касалось ледяного климата Черейта. Она предполагала, что ей действительно не следовало этого делать, но оказалось невозможным устоять перед искушением сыграть в соответствии с очевидными ожиданиями своей чарисийской аудитории. Судя по тому, с какой доверчивостью они слушали ее рассказы, она была уверена, что большинство из них были убеждены, что чисхолмцы провели всю зиму, закутавшись по самые брови в меха и парки.

На самом деле, она знала, что сентябрьская ночь действительно была немного прохладной для чарисийских чувств Кэйлеба. К тому времени, как наступит зима, все станет намного хуже, и она тоже это знала. Так же, как она знала, что во время карьеры Кэйлеба в королевском чарисийском флоте его корабль плавал в водах, столь же холодных, как и все, с чем ему предстояло столкнуться здесь, в Черейте.

Что ни на йоту не уменьшает удовольствия дразнить его по этому поводу, — призналась она себе. — Кроме того, мы оба будем дорожить теплом нашей постели до того, как весной растает лед.

— На самом деле, — сказал Кэйлеб, его дыхание было мягким и теплым на ее ухе, — я готов признать — не при свидетелях, заметьте, а исключительно наедине, — что есть немало причин рекомендовать эту конкретную кровать.

— В самом деле? — Она приподнялась на локте, чтобы заглянуть ему в глаза. — И что, скажите на милость, могут представлять собой эти «несколько вещей»?

— Ну, — рассудительно ответил он, протягивая один палец руки, чтобы нарисовать нежные круги вокруг одного из ее сосков, — во-первых, она достаточно большая. Я не могу начать считать количество виденных мной кроватей, которые были просто слишком короткими. Ваши ноги свисают с одного конца, или ваша голова свисает с другого. И к тому же она хорошо набита.

— Это всегда важная особенность. Иногда матрасы набивают соломой или даже старой кукурузной шелухой, и это никогда не бывает очень приятно. Простыни тоже хороши, теперь, когда я думаю об этом, и вышивка на наволочках первоклассная. Возможно, не совсем соответствует стандартам Чариса, но, учитывая ограничения, доступные декоратору, вполне удовлетворительно. Тогда есть…

Он замолчал, когда его жена бесстыдно воспользовалась его собственным нынешним обнаженным состоянием.

— Сейчас, сейчас! — поспешно сказал он, когда ее хватка усилилась. — Давай не будем делать ничего такого, о чем мы оба пожалеем!

— О, я не собираюсь делать ничего, о чем потом пожалею, — заверила она его с лукавой улыбкой.

— Ну, в таком случае, полагаю, должен также добавить, что самой важной особенностью всей этой кровати является то, что я в ней не один, — сказал он.

— Это движется в правильном направлении, — сказала она. — Возможно, не совсем соответствует стандартам Чисхолма, но, учитывая ограничения, доступные говорящему, почти удовлетворительно.

— Только «почти»?! — возмущенно потребовал он.

— Я единственная, кто в данный момент может выдвигать свои законные требования… среди прочего, — сладко заметила она.

— О, хорошо. — Он широко улыбнулся, подхватывая ее на руки и прижимая ее тело к себе. — Полагаю, я мог бы также пойти дальше и признать, что это вторая самая красивая кровать, в которой я когда-либо был за всю свою жизнь. Надеюсь, ты простишь меня, если у меня всегда найдется особое теплое местечко для нашей кровати в Теллесберге.

— О, — она поцеловала его медленно и тщательно, — наверное, могу простить тебя за это. В конце концов, я тоже так думаю.

Несколько часов спустя они вдвоем сидели бок о бок в гостиной своих апартаментов, глядя в окно на полированный серебряный диск луны, плывущий по иссиня-черному бархатному небу. Замигали звезды, и Кэйлеб медленно покачал головой.

— Трудно поверить, что каждая из этих звезд такая же большая и яркая, как наше собственное солнце, — пробормотал он.