Книги
Разбуди меня в 4.20
Раненый Джон попытался закрыть дыру, из которой хлестала темная венозная кровь.
Электоральные массы завыли от неожиданности и принялись разбегаться кто куда. В дикой панике они перевернули заграждения, отделявшие дорогу от пешеходной зоны, повалили вековые деревья, что стояли тут еще до того, как Кеннеди стал президентом. Неуправляемый поток сорвал на сувениры об этом страшном дне ленточки и шарики. А потом народные реки совсем стали неуправляемы и бегали по дороге, по площадям, по проезжей и пешеходной частям, врывались с мародерскими намерениями в магазинчики, открывали канализационные люки и скрывались там, размахивая поднятыми над головой руками.
Джон ранен. Ликующий Фицджеральд наблюдал, как тело Джона падает на сиденье, лишенное сил и страдающее от потери крови. Но это еще не конец света, надо довести начатое до конца, до финальной развязки, когда Кеннеди войдет в историю как мертвый президент, а не тяжело раненый противниками его курса.
Стараясь не слишком напрягаться, Фицджеральд приставил пистолет к затылку Джона и еще раз нажал на спуск.
Фицджеральд торжествовал. Никогда еще ему не удавалось так отомстить своему обидчику! Это не важно, президент Джон или нет, главное, что цель достигнута. Но, что это!?! Джон, кажется, еще жив. Действительно! Пальцы рук слегка дернулись, моргнули веки, голова повернулась в сторону. Наверняка, это остаточная моторика мышечной массы, но лучше не проверять это на практике. Необходимо добить Джона пока тот не пришел в сознание, пока медики не приехали.
Злодей приставил револьвер к виску Джона, наслаждаясь краткой властью. Все для «Мистера Президента» было кончено, Фицджеральда это не могло не радовать. Этот выстрел будет последним. Навсегда…
Серебристый металл уткнулся в висок Джона. Промаха не будет, раскаленный свинец вопьется в мозг, разбрызгает по автомобилю мозговую жидкость и навсегда прекратит когнитивный процесс выдающегося политика и заклятого врага Фицджеральда. Большим пальцем президентоубийца повернул барабан, подгоняя патрон под курок. Даже не верилось, что вот и все, месть свершилась, что обидчик раз и навсегда оказался повержен.
По правде говоря, Фицджеральду было жалко Джона. Вся его жизнь состояла в антагонизме с ним, а сейчас становилась пустой и бесцельной. По-другому он жить не умел, да и не очень-то и хотелось. Стараясь не теряться, он надавил на висок Джона стволом револьвера и всадил третью пулю в голову, которая оборвала жизнь тридцать пятого президента Штатов.
Этой ночью Даллас принял по поводу убийства президента Джона Фицджеральда Кеннеди. Принял основательно, так, что на утро мучался сушняком. По случаю смерти президента все лавки, киоски, магазинчики и пабы, способные торговать спиртными напитками, были закрыты. Но даже такая мера не остановила жителей этого огромного урбанизированного мира как следует натереть изнутри спиртом свои желудки. В дело по поводу кончины первого лица пошли самопальные напитки, какая-то индейская отрава, текилла, виски, бурбон, скотч, разные коктейли, джины без тоников, кефирчик, пиво, портвейны, ром, бренди и даже чистый этиловый…
Когда говорит голос
Худой месяц выныривал из-за туч и срывался точно так же стремительно и эффектно, как и появлялся. Ночная улица вообще казалась чем-то неестественным, сумрачным и привлекательным именно своей темной стороной, утопающей во мраке надвинувшейся внезапно ночи посреди дня. Шесть или семь часов дня. Сегодня мороз был не таким крепким, но отсутствие освещения в переулке усугубляло и без того нехорошие физиологические ощущения. Возможно, это не только внешний, но и внутренний холод, вдвоем, действуя тандемом, они могли вывести кого угодно из психического равновесия.
В те короткие периоды, когда месяц появлялся на небосклоне, от которого была видна тонкая полозка где-то вверху, где кончались стены, по воле проносящихся безмолвных облаков, призрачный свет падал на кирпичи и металлические листы, наполняя безысходностью все вокруг — от выбитых окон до трещин в асфальте. Только одинокий ветер гулял по узкому переулку, подавая признаки жизни в этом безжизненном месте.
Как правило, архаические страхи не владеют человеком до тех пор. Пока он не наберется социального опыта. Страх темноты иррационален, но не столь силен как страх рациональный. Мы не боимся темноты до тех пор, пока темнота под влиянием сказок, фильмов и рассказов не начинает ассоциироваться с силами тьмы, имеющими устойчивый потенциал и интерес к нанесению нам вреда. Должно быть, именно поэтому незамутненное сознание Вадика не придавало значения царившей тут атмосфере.
Уроки кончились поздно, но ведь уроки не всегда являются основной формой занятости в младшем школьном возрасте. Есть еще друзья, у друзей бывают новые интересные компьютерные игры, а время всегда обладает свойством ускоряться и замедляться. Сегодня полученный опыт научил Вадика первому, сейчас учит второму…
Большой квадратный ранец висел на спине на одной лямке. Вторую он порвал на днях, когда сцепился с местным хулиганом Антошей. Тянуть его было неудобно. Приходилось постоянно поддерживать двумя руками. Это также неудобно еще и тем, что приходилось постоянно утирать сопли, выступающие на морозе. Для этого надо было останавливаться, перекладывать целую лямку в одну из рук, а широким рукавом синей куртки, которая на пару размеров больше, чем следовало, водить по раздутым от усилий по тасканию ранца ноздрям.
Звук шагов в виде резкого пронизывающего хруста поднимался куда-то вверх и застревал на уровне третьих и четвертых этажей. Впрочем, тут этажи весьма условны — стены прямые и ровные. Без вдающихся проемов окон и выступающих металлических ребер балконов. Только какие-то переплетающиеся трубы, вылезающие из стен и входящие обратно, дымившие странным белым паром над стенами, хоть как-то разнообразили унылую картину.
По обеим сторонам переулка стояли мусорные баки. Это казалось странным, потому что дверей в стенах не наблюдалось. Кто бы мог выносить сюда мусор? Или может как раз сюда и выносят мусор, чтобы он не валялся где попало? Вадик любил копаться в мусоре, но это интересно делать за компанию и не в таком странном месте. Стараясь не наступать в пролитые и уже местами заледеневшие помои, он аккуратно ступал, предварительно тщательно осмотрев место, куда наступал его валенок. Пару раз он даже наступил в лужицу от разбитого яйца и какую-то желтую еще парящую мочу, но тут же одергивал ногу и, утерев сопли в очередной раз, двигался дальше.
Впереди что-то скрипнуло. Мальчик поднял глаза, но темнота не позволяла разгадать все свои тайны. Пребывая в оцепенении, он стоял как вкопанный одной ногой на плоской коробке от марокканских мандаринов, а другой в нанесенном маленьком сугробчике снега. Через какое-то время звук повторился, а из открытого зеленого мусорного бачка вылезла тощая черная кошка с огромными выкаченными глазами. Правый бок существа выглядел обваренным и смахивал на плешь, на спине клочки шерсти выдраны и запачканы чем-то темным, но хорошо различимым на фоне шерстки. Возможно, это кровь, а шерсти оно лишилось в драке за объедки с такими же существами. Половины правого уха тоже не было, явно откушено. Она какое-то время не замечала мальчика, а потом, когда умылась, уставилась на ребенка.
— Котеночек! — тихо произнес Вадик.