Место вообще было неудачно выбрано. Сплошные черные углы говорили нам, что там может быть и яма и штырь, который проткнет любого неосторожного человека, особенно, если это будет сикер. Эрг и Тачан, которые ждали нас там, сказали, что другого места не было. Наиболее адекватное место входа и выхода открывается тут. Рад был поверить им, но ведь есть же другие точки, хотя, если они говорят, что «наиболее адекватное», им виднее. Я со своим убогим непрофессионализмом старался не лезть.
«Нарколепсия»… — Это слово пришло ко мне в голову случайно. Такое ощущение, словно всю свою жизнь хочешь произнести какое-то слово и вот произносишь его, только ситуация изменилась. Почему я его вспомнил? Это такое состояние, когда человек ничего не соображает, но неожиданно оказывается где-то и не может вспомнить как же попал сюда. Это чем-то похоже на инсталляцию… Ты разинсталлируешься в неожиданных местах. Неожиданно для себя я нашел интересную зацепку. Какая связь между двумя явлениями? Симптомы-то одинаковые, а вот эффект… Если бы не было всего того, что было в нексусе, можно предположить, что… Нет, как может нексус быть связан с болезнью? Или синдром нарколепсии — это только часть того, что происходит в реальном мире, когда ты бродишь где-то в другом? Восхитительное умозаключение, но только как это доказать? И какие ужасные перспективы открывает такое заявление…
Обхватив руки друг друга, мы встали в круг. Священнодействие должно было начаться, а наши мысли и тела присоединиться к нексусу через оптико-электрическое соединение кристаллов и пирамидок. Сейчас все решится, но я не был уверен, что все решится так, как нам нужно. Эрг произнес волшебные слова, которые должны отправить нас в нексус. Только вот не было молний, не было свечения, которое этому способствует. Что-то не так… Тот другой, который был вторым Сирфом, казалось, открыл то, что я скрывал от него. А я прикоснулся к его сокровенной тайне.
Пирамидки не мигали. Я как стоял, так и отправился в нексус, инсталлируясь каждым своим телом в формулу нексуса, мира теней и мыслей-образов. Но все шло медленно, еще медленней, чем в первый раз, словно прицепили к моему ментальному телу тормозной вагончик. Несложно догадаться, что ментальное тело отвечало за свободу и возможность мысли, а значит, на процесс инсталляции влияло то, что я до чего-то додумался. Где-то на половине процедуры мне было очередное мерцание. Я видел, как мы стоим на том самом месте, где только что начали инсталлироваться. Это мерцание было самым скоротечным. Я сильно злил моего второго Сирфа, который просто терял терпение. Он вообще был нетерпеливым, но сейчас использовал любую возможность чтобы пресечь мое озарение.
Режущий сиреневый свет был везде, где только можно было что-то реально разглядеть. Всюду, куда только могло дотянуться мое астральное тело, было это проклятье. На какое-то мгновение показалось, что уже слишком поздно: Карасаз затянул все доступное пространство нексуса и скоро начнет давать корни в других мирах. Понятия не имею, насколько это могло быть правдой, но тех, кто инсталлировался со мной вместе, не было. Они не могли мне сказать, насколько плотно эта чертовщина поразила наш новый дом и нашу новую судьбу. Как мне была необходима помощь Эрга, Тачана и Дары, но сейчас можно было полагаться только на себя одного. Собрав воедино все, что принадлежало мне с момента проникновения в нексус: тела, мысли, образы, идеи, слова, звуки и возможности — я начал свой путь к истоку — к слоистым штольням и штрекам, где должно было гнездиться то, что эгрегор слепого поиска назвал Карасазом.
Стараясь не шуметь и не излучать вокруг себя ничего, я по дороге, мощенной химическим кирпичом, проник в самое сердце шахт. Тут были все оттенки сиреневого: от розового до малинового. Тут я нашел и послание от эгрегора: он говорил, что скоро должно собраться войско, которое выступит против Карасаза и перекрасит все, что было изменено с его пробуждением.
Три моих приятеля тоже были тут, но потом ушли. Их надписи-мысли говорили, что Тачан должен собрать Орден Забвения, Эрг приведет эгрегоров, а Дара подготовит поле, на котором произойдет последнее очищение. В мои задачи входило призвать червей, что будут портить реальность вокруг поля битвы. Так надо было сделать, чтоб сиреневое безумие, если и смогло поглотить остатки нексуса в нашем лице, кроме нас ничего не пострадало, и бежать Карасазу было бы некуда.
Уповая на случайность, я сконцентрировал силы на своем вопле. Крик, вырвавшийся из всех моих семи тел, разнесся по отдаленным закоулкам нексуса, достиг и засыпанного дна Омута и глубины штолен, пронесся ветром мимо полуразрушенного храма, где еще тлел пораженный сиренью алтарь мироздания этого мира, взвился в воронке над шлюзом в пограничный мир номер пятнадцать и номер семь с четвертью. Я вложил всю душу и все свои силы в призыв, что помощь нужна не только им, но и самому нексусу, который они спешно покидали. Мое астральное тело, запущенное кружить над миром, видело, как черви проели ход в мир номер одиннадцать и сейчас готовились к переселению. Мой призыв застал их в замешательстве. Это была большая победа. Часть из них повернула назад незамедлительно, остальные начали по одному присоединяться к этим авангардистам. Помощь шла к будущему полю битвы.
Флюктуации достигли самих пределов нексуса, за которыми начинались пустоты во времени. Казалось, от моего крика сиреневое безумие остановило свое распространение, ища ответа на то, что же такое смогло так повлиять на колыхание волн, которых ему только предстояло захватить.
Хлипкие стены развертки пространства лопнули под напором стаи червей, стремящихся к полю сражения. Червоточины, выеденные в общем массиве нексуса, сквозили так, что затягивали все предметы и мысли, сворачивая их в рулончики, стелящиеся по всему периметру червоточин. Я прыгнул в одну из них, и мощный воздушный поток уносил меня прямо к самому сердцу нексуса, туда, где нам еще предстояла длительная оборона поля Семи Колец Круга. И поток вынес меня в самый центр. Там я встретил Эрга, Тачана и Дару, которые собрали огромную армию всех существ и представителей нексуса, какие еще не успели уйти в иные миры.
Целую вечность ожидали мы пока появится Карасаз. Я терял терпение. Единственное, что меня немного развлекло, это очередное мерцание, которое я вызвал совершенно случайно. Мне показалось, будто я нахожусь на груде ломаных кирпичей на третьем этаже этого странного здания, откуда мы инсталлировались, а вокруг был простор города, огромной темной махины, которая давно спала. В этот момент я окончательно разгадал загадку, которая мучила меня с того момента, когда я взял в руки журнал «SEEK». Решил, но не мог сформулировать в словах. Для этого я попытался вызвать еще одно мерцание, но не смог. Что было тому причиной, неизвестно. Я блуждал не в нексусе, я блуждал в самом себе. В другом себе, втором Сирфе, которым было изолированное подсознание. Если хотите по Фрейду — в бессознательном, но не мог включить рубильник чтобы осветить все процессы внутри него.
Чего только на свете не бывает! Сознание, изолированное в самом себе, переносится в бессознательное, где все процессы, заключенные в рамках себя самих. Если некоторые и прорываются или проливаются в сознание, то только как немотивированные импульсы — результаты тяжелой работы. Кто придумал такую сложную штуку? Сложную и совершенно бессмысленную. Насколько очевидными бывают пороги между этими двумя частями одного человека, насколько непреодолимо пространство между этими двумя мирами? А знают ли об этом психологи, психоаналитики и психиатры? Догадываются ли они об этом, когда видят пациентов, блуждающих в других мирах?
Шестой раз я обошел поле сражения, но пока ни одного признака сиреневого безумия не заметил. Может быть, мы ошиблись или что-то не так сделали? Нексус проседал именно в этом месте, ключевой опоре, расположенной под залежами кристаллов в храме Ордена Забвения. Это поле Семи Колец Круга, сюда Карасаз должен прийти позже всего, напоследок. И это мне нравилось, так как было единственное стабильное в этом преображающемся мире.
— Щас, — прошептал подошедший Эрг. — Щас так ввалим, что жизнь медом не покажется. В конце концов, надо показать кто хозяин этих мест. Только люди, эгрегоры и черви должны жить и радоваться в нексусе. Только не сиреневое безумие. А когда все это закончится, я с моей прекрасной Дарой отправимся к бертиллионовой впадине, где проведем остаток дня.
Это был наиболее удачный момент все ему рассказать. Стараясь собраться с мыслями, я сконцентрировался на деталях, но именно то напряжение, которое я испытал, вызвало к жизни целую цепь мерцаний, где казалось, будто я стаю на крае карниза третьего этажа, а подо мной расположился спящий город, полный своих мечтаний и радостей. Когда мерцания участились, я постарался пробудиться, но так и не смог этого сделать. Более того, когда я повернул голову, увидел, что точно на таком же карнизе, который со временем должен стать, по архитекторской задумке, балконом, стоял Эрг с закрытыми глазами и вытянутыми вперед руками словно сомнамбула. А когда мерцания прекратились, медленно сходя на нет, я снова увидел парня, только теперь он стоял передо мной и пытливо вглядывался в мои глаза.
— Юлить бессмысленно, я полагаю. Лучше скажи, о чем задумался и что затеял… — сказал он.
Я почему-то поверил, что юлить бессмысленно, но хотелось оттянуть момент признания напоследок, на начало битвы, когда и думать об этом некогда, и говорить легко. Не долго мне оставалось размышлять на тему правильности. Все вокруг без единого звука-мысли пришло в движение, заколыхалось, задвигалось, зашелестело, и стало понятно: идет Карасаз. Стараясь не терять времени, я вернулся в исходную точку, откуда начинался отсчет поля Семи Колец Круга, откуда смог рассмотреть прилегающее пространство в ближайшее и последующее время. Безумие наступало отовсюду. Это все не было неточностью, это запланированное действо тактически было выгодно. Я старался разглядеть, из чего же состоит то, что называлось Карасазом, но туман сиреневого цвета закрывал от меня обзор и видимость в целом. И битва с ним начиналась…
Нарколепсия (греч. narkē оцепенение, онемение + lēpsis приступ; синонимы: болезнь Желино, эссенцианальная нарколепсия) — заболевание из группы гиперсомний, проявляющееся дневными приступами неодолимой сонливости, приступами полной или частичной утраты жизненного тонуса (катаплексией), нарушениями ночного сна, изменениями личности, свойственными эндокринному психосиндрому.
Нарколепсия возникает преимущественно в молодом возрасте, после 40 лет — в единичных случаях. Женщины чаще болеют, а мужчины после 20 лет.