Книги

Ратнинские бабы. Уроки Великой Волхвы

22
18
20
22
24
26
28
30

– Может, и так, – Верка спорить не была расположена, её сейчас волновал иной вопрос. – Главное, Тимочка мой у нас теперь! И скрываться нам нужды нет! А потому надо расстараться. Девкам да себе сделать чего посложнее, чтоб все рты разинули – это понятно. Но ведь сережек, какие мой сынок девчонкам играючи смастерил, можно воз запасти и на торгу продавать! Он же сказывал, что простенькое даже девки легко научатся. Неужто ему трех али четырех помощников не сыщется?

– Ты где воз серебра наберешь? – усмехнулась Анна. – Для начала проволоку надо бы скупить у тех, кто ее в бруски еще не успел переплавить, – она досадливо поморщилась. – Вот ещё морока – как её выкупать-то? Истинной-то цены ей мы не ведаем.

– А как бабы из-за той проволоки обижались! – хмыкнула Верка. – Ее же на все доли ратников и наставников по весу поделили, никто целиком на свою долю брать не хотел! Вроде как серебро, а что с нее? Сережки да цацки разные – одно, а тут… На торг везти – так неизвестно ещё, захочет ли там кто её по весу брать? Значит, переплавлять надо – морока. Спасибо, Кузьме недосуг было! Но у наставников ее немного. А вот в Ратном…

– Ту, что у Корнея, я возьму – девкам приданое сделать и княгине в подарок, это понятно, – задумчиво покивала Анна. – А вот прочие захотят ли продавать? Были бы мужи дома, Корней с ними договорился бы, а без хозяина не всякая большуха решится серебром распоряжаться. Хозяйка Луки точно не посмеет…

– Па-адумаешь, Лука! Было дело – и с ним торговались! – подбоченилась Верка. – И потом, он у нас не один. Его бабы, ясное дело, не рискнут без него в сундук с серебром залезть, но кое с кем поговорить можно. Да и мужи не все ушли… Аристарх тот же! Пускай потом Лука за упущенную выгоду сам себе бороду на усы наматывает!

– Ты с Аристархом сама договариваться поедешь или Макара своего пошлешь? – насмешливо хмыкнула Вея, оторвавшись, наконец, от разглядывания невиданного украшения и потянувшись за орешками. – Я к тому, что от Макара-то по-свойски за такое поменьше огребешь. Староста и прибить может, чтоб куда не надо нос не совала. Сама знаешь, не любят мужи, когда бабы начинают в их делах распоряжаться…

– А что Аристарх? – Верка прищурилась. – На Аристарха у нас Беляна имеется! Баба она или не баба, огуляй меня бугай! Она тоже до всякой такой красоты охочая. Да и он, чай, не дурак, староста наш. Поймет выгоду-то! Коли за такие вот, как у Любавы моей, сережки проволоки серебряной отдать три к одному, а за вот эту бабочку – и пять к одному, так всё равно потом с лихвой окупится! Такое на торгу продавать один к десяти – дешево.

И даже лучше, коли вначале Беляна его уломает – за старостой и остальные потянутся. Так что жди, Анна Павловна! Сами бабы нам эту проволоку принесут и еще кланяться станут, чтоб взяли! Дай только мне до Ратного добраться…

И впрямь, через несколько дней принаряженная Верка отправилась рано утром в Ратное. На ней красовался новый дорогой платок, сколотый под подбородком той самой бабочкой, светящейся серебряными искрами то ли от лучей неяркого утреннего осеннего солнца, то ли от пышущего в глазах Говорухи пламени, предвещающего нелегкие времена всем ее соперницам у колодца.

Анна поглядывала на разошедшуюся Верку с некоторой тревогой: похоже, от внезапно открывшихся радужных перспектив ту начало разгонять по кочкам и местами заносить.

«Ну, тут главная надежда на Макара: спокойный-то он спокойный, а жену в разум, если что, приведет быстренько. Хотя пока что все Веркины взбрыки идут на пользу делу, а там… Там посмотрим».

Говоруха воротилась из Ратного невероятно довольная собой и только глаза закатывала, когда рассказывала, как все село к ней сбежалось, да как снохи зеленели от зависти и чуть не в ногах валялись, упрашивая зла не поминать да не забывать их – не чужие же. Впрочем, присказку про снох можно было спокойно пропускать мимо ушей: это у Верки была тема вечная и всем давно набившая оскомину. …Как за её телегой чуть не до самых ворот, когда она уезжала, бежали бабы и совали в руки проволоку, да она сама брать не стала – велела с Анной договариваться.

Разумеется, зная Верку и ее недюжинные способности приукрашивать события, Анна не слишком-то поверила всему, что та наговорила. Но баб, похоже, новые украшения и впрямь впечатлили, и по Ратному потянулся слух о небывалом умении мальчишки-златокузнеца.

Те жёны, у кого мужья по какой-то причине не ушли с сотней в поход, сунулись было к ним за разрешением использовать часть серебряной проволоки, которая – надо же! – оказалась вовсе не безделицей, но мужи, как им и положено, от бабьей блажи отмахнулись. Поэтому первым сокрушительное воздействие этого слуха на ратнинцев и серьёзность их намерений неожиданно для Анны подтвердил не кто-нибудь, а старшина плотников, Сучок. Вернувшись в очередной раз от Алены, он пришел к боярыне и с несвойственным ему смущением попросил:

– Того… Этого… Бабочку в завитушках, короче. Или на что хватит. Алена кланялась и просила ей, значит, заказать… Передала все, как сказали – один к пяти чтобы, – и протянул моточек серебряной проволоки, видимо, доставшийся его зазнобе на долю вдовы ратника.

А еще через пару дней заявилась Тонька Лепеха. Уж как она со свекровью договорилась – бог весть. Может быть, та и вправду сама обеспокоилась судьбой внучки. На этот раз Антонина была тиха и скромна, аки голубица. Впрочем, сильное влияние на нее оказала встреча с родной дочерью. Подъехав к берегу, баба окликнула стоящих на том берегу в карауле девок, сразу приметив среди них возвышающуюся надо всеми голову Млавы. А та в ответ, вместо того, чтобы кинуться отвязывать паром, рявкнула на всю реку:

– Без приказа дежурного наставника не положено, маманя! Жди, ща вестового пошлю!

Когда, наконец, Антонина перебралась через реку к воротам крепости, рассмотрела свое чадушко поближе и кинулась к ней, то получила потрясение не менее сильное. Млава, похудевшая почти вполовину – только коса и глаза остались! – в воинском шлеме и с самострелом наперевес похожая на поляницу, категорически воспротивилась объятиям расчувствовавшейся родительницы и пояснила извиняющимся тоном:

– На карауле я, маманя. Не положено… Вот сменюсь, тогда можно.

Анне, принявшей ее в своем «кабинете», Антонина начала кланяться еще от порога, прося не гневаться за то, что нарушила ее приказ. Но ведь дело-то отлагательств не потерпит, и так боялась опоздать, а Луки нет, и когда явятся – неведомо. И вообще, она не сама, её свекровь послала. Если что, так она сразу и уедет.