Только собралась сказать Семену что-то приятное на этот счет – он как раз разогнулся, как будто очнулся от короткой задумчивости или принял какое-то решение – встретилась взглядом с его глазами и язык прикусила, словно и не хорошо знакомый с детства дед перед ней сидел. Почему-то вдруг вспомнился свекор покойный: тот вот так же иной раз глядел, когда с Фомой торговые дела обсуждал, особенно, если что-то шло не гладко. Жесткий взгляд, расчетливый. Таким бывшего доверенного холопа покойного отца она еще не видела. Даже речь у него вроде бы изменилась.

– Ты сама посуди: сотник сейчас свою власть в Ратном заново ставит. Жестко. И не просто жестко – к этому тут привычные, гораздо хуже, что он по-новому все поворачивает. Вот это многим поперек души. Сама знаешь – ты же умница! – тревожно и неуютно людям, когда издавна заведенный уклад в одночасье меняется. Все новое – непонятное, а потому поначалу против него народ обязательно упирается. И без разницы, хорошее это или плохое – главное, непривычное. Вот вспомни, как твой батюшка года два назад хотел у нас в Дубравном мостки по улице проложить. Ну, как в Турове, чтоб было удобно в грязь ходить. Помнишь?

– Нет, не припоминаю… – расстроенно помотала головой Арина и вздохнула, в очередной раз досадуя на себя тогдашнюю – вот же дурища! Только о себе думала, ничего вокруг не видела и видеть не хотела, кулема! – Да что я тогда замечала…

– Это да… – дед сочувственно покивал, по-своему истолковав причину ее расстройства. – Ты от горя не в себе была, Аринушка, вот и не помнишь… Батюшка твой не для себя тогда расстарался, и то не дали ему! Согласие от общины требовалось, сделать-то он и сам сделал бы, невелики траты. Но ведь потом всем старание прикладывать понадобилось бы: каждому возле своего дома следить за чистотой тех мостков да чинить, если там кто проломит или само сгниет. То есть пошевелиться чуток. Куда там! Чего только не наплели, чтоб возразить: дескать, и мешают они, доски эти, и ходить по ним неудобно, и лошади спотыкаются. Даже отец Геронтий общество не уломал – он-то как раз удобство сразу оценил… Так Игнат и плюнул тогда, не стал настаивать. А почему не дали, знаешь? Непривычно! – Семен сплюнул с досады. – А в Ратном-то не мостки на улице – сам уклад меняется! Вот как… И, думаешь, покорятся?

«Вот как он, оказывается, может! А я его таким и не знала… И опять, дурища, все пропустила! Дед и дед – с детства привыкла, что вроде в холопах, да как родной нам… Вот и видела в нем только старика, что нам сказки рассказывал, да Гриньке свистульки делал… А ведь он же много лет у батюшки в доверенных ходил, а до того у деда… То-то отец с ним, почитай, как с равным обращался и совета не гнушался спросить. А уж приказчики, даже вольные, кто поумнее, ему первыми кланялись. Значит, было за что?»

А Семен продолжал рассуждать, словно сам с собой:

– Сотник, конечно, сейчас сила. Но недовольные всегда сыщутся, и хорошо, коли на разговорах успокоятся: народ без вожака пошумит-пошумит и утихнет. А вот коли вожак найдется – жди беды…

Сейчас у Арины язык бы не повернулся назвать Семена дедом: перед ней сидел битый жизнью, жилистый и опытный муж.

«Батюшки! Это что ж он пережил-то, что ТАК говорит? А ведь он сейчас решает про себя что-то важное… Что, интересно? В верности его и сомнений быть не может, но что-то он сейчас недоговаривает!»

Арина стояла, прислонившись к ограде, и молчала, ожидая продолжения странного разговора. А привычный дед (опять дед!) снова занял место незнакомого и – чего греха таить! – пугающего мужа:

– Народ, Аринушка, у нас дурной – когда толпой-то. Это на доброе дело толпа не враз соберется, а вот на злое – сама кинется, укажи только. Поодиночке всяк человек и умный, и добрый, и рассудительный, а в толпе у него куда что девается. Иной раз и себе во вред, но если все идут – и он попрет. И чем толпа больше, тем рассудка у нее меньше и тем она страшнее.

Корней Агеич, по всему видать, удачу крепко за хвост ухватил, а завистники у удачливого человека всегда сыщутся – перенять ее захотят. Коли окажется среди тех завистников такой, кто умеет толпой верховодить, то он может людским недовольством воспользоваться. Ну, может, и не завтра такие найдутся, но все-таки… Потому сотник и не хочет лишний раз людям в глаза лезть с тем добром, что с Куньева привез и что после бунтовщиков получил.

Сколько у него на подворье осталось, а сколько сюда перевезли, никто и не знает, поди. Все слышали, что он Андрею щедрую долю выделил? Слышали. Да еще бабы завидущие приврали с три короба. Пусть лучше тебе косточки перетирают у колодца, мол, пришлая вдовица ловко устроилось, а главного и не заметят. Народ что не видит, быстро забудет. Ну, не совсем, конечно, но хоть поминать почем зря не станет, и то хлеб… – дед Семен снова смотрел на Арину, ласково прищурившись, но ей отчего-то за привычным привиделся его прежний взгляд, незнакомый и тревожащий. – Теперь, если что, и добро тут под охраной, и самих Лисовинов не ухватишь, как зря. Нынче у нас в крепости теперь их побольше, чем в Ратном. Все внуки Корнеевы тут, так?

– Так… – Арина согласно кивнула. – Но все равно в Ратном не один Корней остался. И сын его там единственный, наследник.

– Это Лавр-то? – прищурился Семен. – Ты хоть раз слышала, чтобы его боярином звали?

– Боярином? Не слыхала… – Арина растерялась от такого вопроса, но тут же с недоумением пожала плечами и отмахнулась от деда. – Да ну тебя, Семен! Как бы я услышала-то? Он здесь и не бывает совсем…

– Правильно, не бывает. Хотя, чего бы не приехать? Сыновья-то его тут. А я тебе еще вот что скажу, – дед выставил вперед указующий перст, – в селе его так даже обозники не величают. Корнея, если кто с какой просьбой идет, боярином привыкают потихоньку, а его – нет. Лавр, да и все тут, а то и Лавруха. У нас вон, Михайлу и братанов его после похода иначе чем бояричами и не называют. Ну и кто тогда наследник? Нет, не Лавр, Аринушка, а Михайла – надежа у воеводы. Ему и передаст все, тут и сомнений нет. А после него – Лавровы сыновья. Потому Корней и бережет их пуще глаз!

Семен снова примолк, разглядывая Арину, потом хмыкнул, выплюнул изжеванную травинку, потянулся за следующей, а когда разогнулся, спросил совсем неожиданное:

– Вот, скажем, как крепость наша расположена, ты обратила внимание?

– Да, тут надежно… – кивнула Арина. – На острове почти.