50. Мисс Паркер. День 9-й, около полудня

Странные ощущения преследовали меня с самого утра. Я то и дело натыкалась взглядом на знакомые предметы. Знакомыми стали мне казаться даже запахи. И я совсем уже не понимала, где заканчивается узнавание, будь оно истинное или мнимое, и начинается обыкновенное самовнушение. Довольно долго я бродила из угла в угол, подальше от Джародовых встревоженных глаз. Пыталась найти объяснение происходящему, но не могла. Потом, вымотанная бесплодными размышлениями, пришла в гостиную. Печальная мелодия, возникшая вчера у меня в ушах, и сейчас никуда не исчезла. Наоборот, я стала различать её более отчётливо. Что, если подобрать её на слух?

Джарод волшебник! Сегодня на рояле вполне можно играть. Вот только я давно растеряла навыки. Сколько лет прошло, страшно представить! Сколько хорошего и светлого ушло из моей жизни вместе с мамой… Сначала я попыталась вспомнить пару простых детских песенок, и, надо же, легко с ними справилась. Из моей головы давно выветрилась теория музыки. Может быть, я даже разучилась читать ноты. Но у моих рук оказалась хорошая память. То, что когда-то я играла наизусть, вероятно, я смогу сыграть и теперь.

Не помню, чтобы когда-либо сама исполняла ту вещь, но кто мне мешает попробовать? Я же всё равно буду о ней думать. Всё равно мне будет казаться, что эта мелодия — ключ: стоит выпустить её наружу, и я разгадаю какую-то тайну. Страшась и предвкушая одновременно, я подобрала несколько первых тактов. Получилось похоже. Потом дело пошло быстрей, как будто память рук снова мне помогала. Пожалуй, я сумею сыграть всё целиком, решила я, села поудобней, перевела дух — и начала.

Даже сердце закололо — столько в этой музыке одиночества и боли! Нет, нет, не знала я её наизусть в детстве. Не могу себе представить произведение, более неподходящее для детского репертуара. Но руки мои, тем не менее, уверенно берут аккорд за аккордом. И вдруг мне чудится… вдруг я чувствую, что осталась здесь совсем одна. Нет Джарода, рядом с которым глупо предаваться отчаянию. Нет надежды. Нет будущего. Дни мои сочтены, мой приговор подписан, и кто-то, кого я люблю и кому я нужна, обречён жить без меня. И даже слёз у меня больше нет. Тяжело дышать, болят ноги и ноет поясница. Между роялем и мной — мой большой живот, в котором растёт ребёнок. «Прости, малыш, — сами собой вдруг говорят мои губы, — тебе досталась не лучшая в мире мама!» Толчок, и ещё толчок где-то в подреберье, дитя ворочается, и выпирает вбок крошечная пятка.

Что это, о боже, что это?! Откуда я знаю про пятку? Откуда я вообще знаю, как шевелится в животе ребёнок? Я же никогда не была беременной!

Или была?..

Чудовищная догадка: я зачала, выносила и родила, а потом мне стёрли память!

От ужаса не ору только потому, что не могу вдохнуть. Вскакиваю и, не разбирая дороги, бегу к тому человеку, рядом с которым глупо предаваться отчаянию.

— Погоди, Мия, погоди, успокойся, — приговаривает он, усаживая меня за кухонный стол и наливая мне воды. — Объясни толком, что случилось? Что за дикая мысль пришла тебе в голову?

Мне трудно подобрать слова, я в них путаюсь. Я всё ещё ощущаю свой большой шевелящийся живот — и своё смертельное одиночество. Но Джарод вроде бы всё понимает. И вздыхает с облегчением.

— Да нет, моя хорошая. Чепуха! Чтобы ты забыла, как родила ребёнка, им пришлось бы стереть из твоей памяти, как минимум, целый год. Такой возможности у них нет. Да и сама подумай, разве в твоей жизни был какой-то потерянный год?

— Они могли, — возражаю я. — Они что угодно могли сделать… стереть реальные воспоминания, записать ложные…

Он снова вздыхает, на этот раз тяжко и раздосадованно.

— Чёрт подери, Мия! С каких пор тебе стал отказывать здравый смысл?!

— Здравый смысл отказывает тебе! Они что угодно могли сделать! Я была беременна и жила тогда здесь. Это всё объясняет! Потом я родила, и…

— Ты не была беременна. По крайней мере, на большом сроке! — почти кричит Джарод и встряхивает меня за плечи. — Ты не рожала, я знаю точно!