Книги

Рассказы старого лешего

22
18
20
22
24
26
28
30

Обед, слава Богу, кончился, и я с Сашей отправляюсь на псарню. Саша берет арапник, без которого не полагается ходить к собакам, и идем мимо конюшен, каких-то сараев, мимо фруктового сада. Псарные дворы спускаются к берегу речки. Один для борзых, другой для гончих. Они ограждены плотным забором, но с верхнего края двора далеко видно и речку, и лес на том берегу, и поле. За речкой, как говорит Саша, живет лиса. Ей видно собак, и собакам видно лису. Увидят собаки, как гуляет на том берегу лиса, и мчатся вниз к реке, а там забор и ничего не видно. Они кверху летят, и им опять видна лисичка. Снова мчатся вниз, опять забор, и так пока лисичке угодно прогуливаться по лесу.

Подходим к домику возле псарного двора. Саша хлопает арапником. Из домика выходит пожилой человек в полушубке.

— Здравствуйте, Данила Иванович, — говорит Саша. — Это вот к нам приехал из Москвы художник, будет рисовать для журнала. Собак будет рисовать, так вы ему помогайте.

— Ладно, — бурчит Данила Иванович. — К собакам, что ли?

Он отворяет калитку на псарный двор. Входим. К нам со всех сторон бегут борзые. Они приветливо машут хвостами и, изгибаясь, трутся об наши ноги.

Первый раз в жизни я видел собак в таком количестве и таких необыкновенных. Так вот они какие, эти борзые собаки! Этих действительно ни с какими другими не спутаешь. Я с восторгом смотрю на них, глажу их шелковистую псовину и любуюсь их легкими, ловкими движениями, их побежкой, как на пружинках. Данила Иванович ведет нас поглядеть на гончих. Идем мимо каких-то дворов, мимо громадной горы лошадиных костей. Нас провожают борзые и гончие щенки. Они числятся в щенках и пользуются правом гулять на воле до полугода, а там их запрут на псарном дворе вместе со взрослыми собаками. Несколько щенков борзых и гончих лазают по горе лошадиных костей и с треском отрывают присохшие лоскуты мяса и сухожилий.

Входим во двор к гончим. Две-три собаки залаяли, остальные не обратили на нас никакого внимания. Почти все они были рыжие, у некоторых на спине было темное или черное пятно — чепрак, у иных были белые места на голове или лапках. На взгляд непонимающего человека, они производили впечатление грубоватых непородистых собак. Саша объясняет мне их достоинства, их экстерьер.

— Вы посмотрите, — говорит он. — В них есть что-то волчье — и глаза немного раскосые, и голова клином, но вот ухо у них висячее, небольшое, треугольное. Спина немного покатая к заду и гон (хвост) серпом. Смотрите, какая грудь глубокая. А ширина груди!

Саша подзывает Вопилу, старого осанистого выжлеца. Мы разбираем его по косточкам: и грудь, и голову, и черные мяса. Могучий выжлец все безропотно переносит. Хороши гончие собаки, но меня все же тянет к борзым, и мы опять приходим к ним. Саша подробно объясняет мне, как у борзых должно быть затянуто ухо, как, упаси Бог, не должно быть перегиба от лба к носу, какой большой порок подуздоватость, а спина должна быть без переслежины и с напружиной, задние ноги должны быть в курке, правило (хвост) серпом с длинным подвесом и не заваленным набок. Окрас у борзых желателен такой же, как у южнорусских овчарок: то есть снежно-белый, серо-пегий, половый, муругий, но не черный, не кофейный. Русские густопсовые борзые имеют кровь южнорусских овчарок; от них они получили густую, шелковистую, завитую в кольца псовину, храбрость и злобу. Русские борзые ловят накоротке, пылко. Это необходимо для средней полосы России, где поля чередуются с лесами, кустарниками, овражками. Тут нельзя долго скакать за зверем — он как раз уйдет в кусты, в лес.

— Вы обратите внимание на лапу борзой — ведь это русачья лапка, сухая, тонкая, такой лапкой могут похвастаться только высокоблагородные борзые собаки. Они ведут свой род от собак, с которыми охотились на антилоп египетские фараоны, а потом, в средние века, на оленей и кабанов могущественные феодалы, а у нас, в Древней Руси, наши русские цари и бояре.

С Сашей я подружился, и от него, и от Сергея Владимировича Озерова я много узнал и о собаках, и об охоте.

На мое счастье, в это время доезжачий подвыл в Веневской засеке волчий выводок. Его надо было проверить, и тогда, вы только представьте, я буду на охоте, на псовой охоте, и увижу, как борзые собаки берут волка, услышу рев стаи гончих, сам буду скакать на лошади за зверем!

Эти мечты захватили меня целиком. Я весь был полон будущей охотой. Я не мог рисовать, я, как в тумане, бродил по комнатам. Леля вылетела из моей головы, и когда я встречал ее взгляд, удивленный и тревожный, я стремился куда-нибудь скрыться. Я боялся ее взгляда.

Недалеко от Свиридова начинались казенные леса — засеки. Эти леса тянулись на сотни верст, и в них водились всякие звери. Проверять волчий выводок поедет Данила Иванович. Я прошу Озерова, чтобы он позволил мне поехать с Данилой Ивановичем.

— Поезжайте, художник, поезжайте. Это вам посмотреть надо — пригодится в будущем. Только договоритесь с Данилой. Он у нас мужик сурьезный и в охоте баловства не любит. Феня, позови сюда Данилу. Мне с ним поговорить надо.

Входит Данила Иванович. Я, конфузясь и путаясь, прошу его взять меня с собой на подвывку.

— Ладно, поедем… Только вот что, парень, — молчи… Сиди и молчи и ни на шаг… Понял?

— Сегодня вечером поедете, — говорит Саша.

Я жду нетерпеливо. Когда же? Скоро ли? Уже наступает вечер. Смотрю в окно на двор. Ходят какие-то бабы. Проехала телега. Из конюшни вывели трех лошадей поить у колодца. Жду. Наконец-то! Из-за угла выехал верхом Данила Иванович, и в поводу у него заседланная лошадь. Пулей вылетаю на двор, вскакиваю на лошадь, и уже в моем воображении целая картина — волки нападают на нас, мы отбиваемся от них арапниками, мы скачем что есть мочи, а они мчатся за нами, прыгают, хватают за горло лошадей, и только наша невероятная храбрость и сила спасают нас…

Едем через деревню и потом прямиком через поля к темнеющему вдали лесу. Солнышко закатилось; и небо горит золотыми облачками. Данила Иванович молчит и, видимо, не очень рад моему соседству. Я тоже молчу и стараюсь держаться в трех шагах от его лошади и чуть позади.