17 февраля заводской двор опять заполнили тысячи рабочих. На этом митинге мы зачитали и обсудили составленный нами перечень требований участников забастовки, и он с рядом поправок и дополнений был единодушно утвержден. В нем насчитывалось 29 пунктов. Перечень предъявленных к заводской администрации требований оказался достаточно внушительным и политически заостренным. В нем содержались, в частности, такие требования: удаление городовых из всех цехов и замена их сторожами, свободная организация цеховых союзов, увольнение с завода доносчиков заводской администрации, неприкосновенность забастовщиков и ряд других.
Для ведения переговоров с администрацией завода здесь же были избраны 56 депутатов (по два человека от каждого цеха). Они составили депутатское собрание — мощный орган забастовщиков, который выделил из своей среды исполнительный комитет. В руках этого комитета (а в него вошли почти все члены первоначально созданного стачечного комитета) в дальнейшем сосредоточилось все руководство забастовкой, а затем и многими другими делами нашего рабочего коллектива.
Начались переговоры с заводским управлением. Они проходили весьма напряженно: директор завода К. К. Хржановский и другие представители администрации отводили многие наши требования на том основании, что заводское руководство некомпетентно даже рассматривать их, так как решение подобных вопросов возможно лишь в законодательном порядке. Мы стояли на своем. Сравнительно быстро были приняты наши требования о вежливом обращении и некоторые другие, но по коренным требованиям: о 8-часовом рабочем дне, о повышении расценок на 30 процентов, об отмене сверхурочных работ, об оплате всем рабочим за дни забастовки — и по другим, затрагивающим материальные интересы хозяев завода, администрация возражала и настаивала на немедленном возобновлении работы.
Явно издеваясь над представителями многотысячного заводского рабочего коллектива, директор завода спросил нас с усмешкой:
— А почему вы, господа рабочие, требуете установления восьмичасового рабочего дня, а не семичасового: ведь тогда работать будет еще легче?
Как возглавляющий депутатское собрание и его исполнительный комитет, я ответил на эту издевку.
— Господин директор, наверное, знает, — спокойно заявил я от имени своих товарищей, — что человек должен не только работать, но и отдыхать, а также и спать в ночное время. А поскольку в сутках имеется лишь 24 часа, то вполне естественно, что если поделить их на три части, то как раз и получается восемь часов.
Представители администрации не нашли на это вразумительного возражения и постарались перевести разговор на обсуждение других пунктов. Наконец директор заявил:
— Ну что ж, вы знаете теперь мнение дирекции завода, и нам больше говорить не о чем. Предлагаю прекратить забастовку и вернуть всех рабочих на свои места.
— Этого не будет, — ответили мы, — не будет до тех пор, пока не удовлетворят все наши требования. Если администрации завода не угодно продолжать с нами разговор сегодня, давайте продолжим его завтра.
Мы держались так твердо потому, что были уверены в поддержке нас рабочими других луганских заводов. Об этом мы заранее договорились с их представителями, и, кроме того, мы выпустили и широко распространили новую прокламацию, обращенную к рабочим города, с призывом организованно и сплоченно провести начатую нами забастовку. В этой листовке, озаглавленной: «Рабочим и работницам железнодорожных мастерских, заводов патронного и эмалировочного и других промышленных заведений города Луганска», говорилось:
«Товарищи! Вчера мы, рабочие и работницы города Луганска, присоединились к товарищам — рабочим завода Гартмана и объявили забастовку с целью улучшения своей жизни, своего быта. Соединившись вместе, мы этим самым примкнули к той великой борьбе, которую ведет весь рабочий класс в мире давно, а у нас в последнее время, за лучшую жизнь, за светлую будущность. Первый враг рабочих — это капитализм, высасывающий из нас все соки и дающий нам столько, чтобы не умереть с голоду. Второй враг — это царское правительство со своими чиновниками и полицией: оно не дает нам говорить и писать о наших насущных нуждах, не дает собираться и обсуждать их, для нас у него всегда готовы нагайки и штыки. Вспомните, товарищи, как встретил царь наших петербургских товарищей — рабочих, когда они предъявили свои требования о нуждах рабочего класса: они получили штыки и пули.
Потребуем прежде всего:
1) чтобы была свобода слова, печати, собраний, союзов и стачек;
2) чтобы сам народ через своих выборных представителей издавал законы и расходовал народные деньги;
3) чтобы скорее была окончена несчастная война с Японией»[45].
В листовке вновь повторялись наши экономические требования и содержался призыв к дружному, смелому и организованному выступлению — «не действовать в одиночку, без согласия всех товарищей». Содержание прокламации наши делегаты довели до всех рабочих Луганска, и мы с часу на час ожидали их ответных действий в поддержку нашей забастовки, которая должна была превратиться во всеобщую и вынудить заводчиков и фабрикантов принять наши требования.
И все получилось именно так, как предусмотрел и решил Луганский большевистский комитет. Вскоре прекратилась работа на эмалировочном, костыльно-гвоздильном и спиртоочистительном заводах, в двух городских типографиях, на казенном винном складе, в ряде мастерских, магазинов, аптек. Однако еще продолжал работать один из крупнейших в городе — казенный, то есть государственный, патронный завод, и, чтобы ускорить присоединение его коллектива к бастующим, мы организовали довольно внушительное шествие наших рабочих колонн к этому заводу. Более двух тысяч рабочих гартмановского завода двинулись по улицам города.
Возникла исключительно яркая демонстрация рабочей солидарности. В пути к нам присоединились рабочие железнодорожных мастерских и некоторых других предприятий. В это время произносились краткие речи и раздавались листовки. Когда мы подошли к патронному заводу, в наших рядах было уже около шести тысяч человек.
Администрация патронного завода не на шутку встревожилась. Навстречу нашему шествию вышли начальник завода генерал-майор Кабалевский и его помощники. Они предлагали нам разойтись, пугали различными карами. Но это нас не остановило. Из толпы участников нашей демонстрации раздавались крики, обращенные к рабочим и начальству патронного завода: