– Спокойной ночи, ротмистр! – рассмеялась женщина, снова становясь чужой и недосягаемой. – Я обдумаю ваши слова на досуге.

Дверь за ней захлопнулась, а Александр сидел еще некоторое время без движения, не понимая, кто он и что тут делает. Недопитая бутылка водки попала под его блуждающий взгляд, и, не сознавая, что делает, он схватил ее и яростно метнул в стену. Отрезвили его лишь брызги на лице и неожиданная боль, обжегшая щеку.

– Какая она все-таки стерва! – с выражением произнес ротмистр Воинов, разглядывая кровь из глубокого пореза на скуле, струящуюся по пальцам. – Какая стерва!..

– Нет, мадам, это невозможно!

Задрав головы, баронесса и старый летчик стояли невдалеке от взлетной полосы и следили, как неуклюже заходит на посадку «летающая парта» – истребитель-спарка, которым, по логике вещей, сейчас должен был управлять ротмистр Воинов.

– Почему, Тихон Ильич?

– Невозможно, – упрямо повторил полковник Левченко, качая большелобой головой, с которой форменная фуражка не падала, только удерживаемая могучей крестьянской пятерней. – Даже во времена последнего тихоокеанского кризиса, когда мы вынуждены были сократить сроки летной подготовки молодых пилотов до минимума, они налетывали по пятьдесят часов. А это, мадам, уже близко к критическому уровню. Я не могу позволить этому… как его?

– Ротмистр Воинов, – с готовностью подсказала фон Штайнберг.

– Вот-вот, Воинов… Я не могу позволить ему самостоятельно сесть в пилотское кресло всего лишь после пяти часов в воздухе. Это абсурд, мадам!

За время этого разговора «Сапсан», выпустив шасси и задрав нос, не слишком грациозно плюхнулся на левое колесо, опасно накренился, но все-таки выправился и стремительно покатился по старому растрескавшемуся бетону, постепенно оседая на амортизаторах всем своим многотонным телом, замедляя ход и трепеща куполом парашюта экстренного торможения.

– Видите? – развел длиннющими руками Левченко. – Разве это посадка? Это черт знает что, только не посадка! Это балет, менуэт, гопак, в конце концов… Еще что-нибудь подобное, но только не посадка!

– Но он же сел? – осторожно заметила Маргарита, несколько сторонясь разбушевавшегося полковника, рубящего ладонью воздух не хуже кавалериста в атаке.

– Да, сел… Но это же не посадка! Если бы крен составил еще пару градусов…

– Но он же сел?

Тихон Ильич еще раз яростно махнул рукой и повернулся к самолету, медленно выруливающему по направлению к не очень гармоничной парочке – мужчина едва ли не на две головы возвышался над дамой.

– Кто вас учил, молодой человек? – напустился он на Александра, уже приоткрывшего фонарь кабины и расстегивающего гермошлем. – А-а-а!.. Что бы вы делали, если бы у вас за спиной не сидел опытный пилот? Вас бы сейчас пришлось соскребать со взлетки! Да бог с вашей жизнью – вы бы угробили машину, а она…

– Между прочим, – выглянул из своей кабины уже освободившийся от шлема огненно-рыжий пилот-инструктор. – Александр Павлович сажал самолет абсолютно самостоятельно.

– Вот видите? – тронула все еще кипевшего полковника за рукав темно-серого кителя баронесса.

Но Левченко даже не удостоил ее вниманием и напустился уже на своего подчиненного:

– Вы что, Вайсберг, адвокат? Я понимаю, конечно, что вы всю свою жизнь жалеете о загубленной юридической карьере, фамильному делу, так сказать, но сейчас…