– Ранк! Ранк! Проснись, карапуз – у нас еда!

Что? Да, я еще и карапуз… А делать-то нечего – придется просыпаться.

Темная хибарка крестьянского вида, низкие полати застелены какой-то шкурой. И я тут же – под еще какой-то шкурой. На деревянном столе – тазик с каким-то варевом, за столом – трое детей лет по пять-десять, и у очага – низенькая тетушка в мешковатом платье. Эге… вспоминаю… это ж семья моя! И я – младший. Еще потный и вообще довольно разбитый. И есть ужасно хочется.

– Он проснулся, ма! – подала голос старшая девочка. Зовут ее Окси. А вот системного ника у ней нет. Ников тут вообще ни у кого нет. А у меня есть? Кто бы знал…

– Что, Ранк – здоровенький? – ворчливо отозвалась мама, – вечером как затрясло всего – будто откинуться собрался. Вставай и ешь, пока братики все не растащили.

Ну да, братики. Чинк и Отуз. Упитанные проглоты, а нравы тут просты – надо быстро есть, пока дают. Тарелок нет – все хлебают ложками из одного тазика. Ну, бывает же и хуже… За едой не разговаривают – потому что едят.

– Ма, если Залипон уже здоровый – то сегодня он за козой смотрит.

– Да! А мы пойдем на хуесов охотиться.

– А Ург его знает – здоровый или нет. Идите-как все вместе с козой, а там – смотрите сами.

– Залипон! Эй, Залипон – ты здоровый?

– Сначала поем, потом – скажу.

– Ма, он в порядке. Бухтит как всегда.

– Да вижу уже. Тогда с вас на троих – и коза, и хотя бы один хуес к ужину. А Окси – за водой, и все поливать.

Снуи – это такие грибы. Вкусные штуки, даже когда подгорели. На самом деле – подгоревшие даже вкуснее. Так что хорошо, что мне на дне осталось – там самые поджарки и есть. А братья уже во дворе, где коза…

Сознание слегка плывет. Я помню еще, что я великий ученый, воин, путешественник и бог, но все это уже не так важно. Теперь я – Ранк, а еще меня все зовут Залипон. Кажется потому, что я… ну да – вот как сейчас. Вроде пошел во двор, а по дороге остановился и задумался о жизни своей. Залип, то есть. Так – не надо сейчас залипать, нас ждут великие дела! Где-то в сенях была моя любимая тыка… Ну – палка, которой можно ткнуть, а можно и шлепнуть. Короче, мы взяли каждый по своей тыке и бежим на луг вперегонки с бурой козой. Она нас немного выше, но мы – главнее!

Просто так до луга добежать не удалось – Чинк увидел хуеса. Хуес сидел у норы шагов за двадцать и уже готов был шмыгнуть внутрь, но Чинк все равно остановился, шикнул на нас, шмыгнул в кусты и попытался подобраться к норке незаметно. Ему почти удалось – хуес подпустил его шага на три, и только тогда ушмыгнул. Чинк, конечно, все-таки метнул в него тыку, но без толку. Мазила… Ну, я бы тоже не попал.

Хуес – это бежевый тупомордый зверек навроде крупного хомяка. Кстати, я все про них помню. У них тут везде норки, и они собирают любые объедки, но и любят лазить к нам в огород, а это плохо. Но еще они вкусные, и около дома мы почти всех переловили – а чем дальше в кусты, тем их больше, и они крупнее. А в лесу, говорят, они еще крупнее и могут даже напасть. Но я там не был, потому что я еще мелкий. Мне почти два урхурских сезона, то есть я родился прошлым летом, потом прошла зима, а теперь снова лето. Зимой тут прохладно, мокро и легко заболеть, но кто пережил свою первую зиму – будет жить. Вот сколько всего я вспомнил. А еще у меня есть отец, но он – воин и теперь опять ушел на войну.

– Залипон, на тебе коза! А мы должны подстеречь этого хуеса. Видал, какой жирный?

– Ага, видал. Вы только приходите потом на луг. Все равно вам этого хуеса не достать.

– Не этого, так другого достанем. А ты не каркай!