Тайлер несся как одержимый по трассе, единственное желание было прийти в тот дом, где была сейчас Леа, и… Он выдохнул, чтобы бесконтрольные эмоции хотя бы дали ему доехать до заветного пункта живым. Ставить себя на одну ступень с Реем, насильником Леа? Нет. Однозначно. Но поведение девушки просто срывало крышу напрочь, чего это возомнила Леа, что он будет, словно мальчик, отчитываться о том, что у него с Аланой ничего не было?

Начинающийся минет абсолютная херня, у них был секс только до встречи с Леа, не более. Но противная ноющая совесть словно иголка, колола и утверждала обратное. Что бы произошло, если Леа не позвонила Алане, что тогда остановило его от секса с подружкой своей милой девочки?

Ничего.

Тайлер это понимал и еще больше приходил в бешенство. Никогда не оправдывался ни перед кем, никому не говорил и не приносил слова извинения, сочувствия или жалости. А сейчас словно мир перевернулся и он, понимая, что виноват, да, виноват не может ничего сделать с этим давящим и угнетающим ощущением.

По дороге обратно в городок он высадил подружку около госпиталя, где находился Дамир и небрежно кинул ей на колени конверт с деньгами. Она даже не спросила, что это, сразу выбежала из тачки, как только Тайлер назвал номер палаты. Сучка продажная, думал зло он, поглядывая, как Рамина легко взбежала по ступенькам и кинулась к входной двери. Кинув взгляд на зеркало заднего вида, он увидел, что Леа сидит с понурым забитым видом, словно жалкая собачонка.

До особняка они, казалось, домчались за считанные минуты. Тайлер шел позади Леа, теперь-то точно он глаз с нее не спустит. Его еще не отпускало то дикое, отчасти жуткое чувство, которое, как и пробудившаяся совесть, теперь вдруг терзало его с большой неведомой силой. Свою вину признать отказывался, но понимал: мало ли что пришло в голову этой хрупкой невинной девочке оттого, что могла она услышать от шлюшки Аланы. Что, сли Леа настолько впечатлительна, что все последние события просто подкосили ее моральное здоровье, и она решила уйти из этого мира?

Этого Тайлер себе бы ни за что не простил. Самое страшное – это увидеть ее тело бездыханным и понимать, что виноват только он сам.

Не говоря ни слова, Тайлер зашел в ванную комнату и склонился над раковиной. Ледяная вода немного привела его в чувство и заставила поднять глаза на свое отражение в зеркале. Озлобленный, бешеный взгляд, вздувшиеся жилы на шее, огненный цвет кожи, сжатые зубы – это все из-за нее.

Тайлер выглянул в проем чуть приоткрытой двери в спальню. Леа сидела на кровати и, опустив голову, вытирала слезинки с нежных щек. Это милое, по-девственному невинное платье с короткими рукавами голубого небесного цвета делало ее только еще привлекательнее и желаннее. А ее золотистые локоны, которые спускались по плечам, словно водопад, закручиваясь в спиральки… Алана даже ноготка ее не стоит, нашла к кому ревновать! Глупая…

И мощный прилив тестостерона оглушил его, словно наваждение одержимость сладкой, притягательной девочкой. Тайлер и сам не помнил этого момента, когда он набросился как огромный голодный зверь на нее, как срывал это непорочное платьишко с ее тела, покрывая каждый дюйм ее упругой бархатной кожи страстными поцелуями. Словно туман, полное помешательство овладело его разумом. Когда он успел сорвать с себя одежду и с Леа нижнее белье, Тайлер тоже не помнил. Он остановился и словно понял, что совершил, только войдя в нее и почувствовав, что она мокрая и горячая между ног. Значит все-таки сейчас это не гребаное изнасилование, не то, что пережила его маленькая девочка?!

– Леа, детка, тебе не больно? – хрипло прошептал он.

Но она только трепетно выгнулась в ответ на его неуверенные фрикции, обвив мощные плечи руками:

– Нет, Тай… – тихонечко произнесла она.

От этого обращения, уменьшительно-ласкательного, весь мир полетел в чертям. Смотреть в ее глаза, рассматривать каждый изгиб ее тела, чувствовать, как она кончает, закрывает глаза и запрокидывает голову, облизывая пересохшие губы от стонов – вот что самое заветное и восхитительное.

– Моя… девочка… Леа… Я люблю тебя, – срывающимся голосом прошептал он, и бурно излился в ее лоно.