– Муж мой, ты прав в желании обратиться за помощью к моим братьям и отцу – они пришлют нам воинов. Мы будем готовить выкуп, оттягивать время…
– Такое предложение может не понравиться многим горожанам.
– Но, Кинич-Ахава, ведь твой отец – халач-виник Коацаока, а ты – его сын. Мы все из рода Кокомо! Очень жаль, что дядя в таком состоянии, иначе ему самому пришла бы в голову такая мысль! Если ты не хочешь говорить об этом с народом, то позволь мне? Никого не удивит, что дочь Кокомо желает обратиться к родным за помощью.
– Я не могу тебе запретить выступить, но послание должны одобрить и поддержать знатные граждане и жрецы.
– Завтра я обращусь к народу. Не думаю, что моё предложение вызовет недовольство.
– Делай, как считаешь нужным. Я не против твоей помощи… Хочу поговорить с матерью. Она должна мне объяснить, что случилось с отцом! – Кинич-Ахава подошёл к висевшему на стене мешочку и достал из него разноцветные нити для узелкового письма. Он устроился на ложе и поманил жену к себе, взял в руки основу и протянул её Иш-Чель. Та присела и сосредоточенно принялась составлять послание, сплетая и завязывая узелки.
– Я хочу попросить тебя обратиться к богине. Может быть, она сможет приоткрыть тайну? Что, в конце концов, тут происходит? – улыбнулся жене Кинич-Ахава. Какие-то смутные сомнения ещё остались у него, и, зная возможности Иш-Чель, доверяя ей, он лишь хотел их рассеять.
– Я пыталась, но после пропажи жертвенной девушки, у меня ничего не получается… Странно: я всегда могла в любое время уйти туда… и вот теперь не могу этого сделать… не пускает… Возможно, я утратила дар, став твоей женой…
– А что ты тогда увидела?
– Мой мир изменился, от него ничего не осталось, исчез покой… и цвета, они перестали сиять! Я даже боюсь, что, когда снова туда попаду, не увижу той красоты! – в светлых глазах Иш-Чель заблестели слезы, Кинич-Ахава обнял её и приободрил:
– Твой мир предупредил тебя, что над нашим будущим нависла угроза, видишь, мне нужно готовиться к войне. Но когда все закончится, снова будут сиять краски!..
Молодожёны не заметили, что за ними наблюдают из потайного окошка, которое представляло собой маску бога – покровителя семейного очага.
Подслушивающий понял: самое важное услышал, ничего интересного больше не предвидится, и скромно удалился. Факел в руке осветил молодого мужчину, скромное ожерелье и раскрашенное сажей лицо выдало его принадлежность к служителям бога Чаку. Слуга осторожно выскользнул из неприметного коридора и быстрыми шагами, а затем почти бегом направился в храм бога Дождя – сообщить господину важную информацию. Служитель Чаку с интересом выслушал его и так же быстро поспешил известить жреца верховного бога Ицамны.
После безрадостной встречи с молодожёнами Уичаа ушла в свои комнаты, надеясь, что Копан последует за нею, но тот, сказавшись усталым, ушёл к себе. Это немного огорчило женщину, но, взвесив всё, она решила, что такое положение дел, скорее, устраивает, ибо целую ночь сможет провести, как ей угодно.
Уичаа позволила служанкам себя переодеть и подготовить ко сну, приказав принести утреннюю одежду. Выпроводив всех, некоторое время женщина задумчиво посидела у жаровни, наблюдая, как весело пляшет огонь. Снова и снова она анализировала всю известную информацию. Выводы были неутешительными. Войны нужно избежать. Мелькнула мысль опять обратиться к богам за советом… Нет, нельзя богов так часто беспокоить. Уичаа понимала – она не находит подходящих слов и доказательств, чтобы Кинич-Ахава прислушался к её доводам. И все же была горда сыном: не боится ответственности и вырос настоящим воином. Вот только рядом с ним находилась не его мать, которая воспитала такого мужчину, дала ему жизнь, а… женщина, жена, вызывающая у неё неприятие, граничащее с ненавистью.
Почему?
Уичаа не могла, вернее, не хотела даже самой себе дать правдивый ответ. Это была ревность матери к невестке за отнятое внимание, за положение, которое Иш-Чель получила, оттеснив свекровь на задний план. Теперь, если сын брал власть в свои руки, не Уичаа становилась рядом с ним, а её невестка, и именно ей будут отданы почести, когда город выстоит перед нашествием мешиков. А это не устраивало женщину, которая не могла просто так смириться и уступить. Ведь сыну реально помогает именно мать! Ох, как много она готова отдать, чтобы устранить Иш-Чель! Может быть, стоит подумать над этим и воспользоваться каким-нибудь ядом? Но слишком мало времени!
Огонь действовал успокаивающе. Время тянулось долго, в жаровне остались только тлеющие угольки.
Уичаа протянула к ним руки, ощутила ласковое тепло и прошептала:
– Отец-Огонь, благодарю тебя за день, жизнь и силу!