– Да?

– У меня появилась одна мысль... Севастьянов тяжело вздохнул:

– У меня от своих голова идет кругом... Выкладывайте.

– Механизм психических процессов до конца не изучен... Подозреваю, что до САМОГО конца он не будет изучен никогда. Может быть, это поле действует избирательно? В целом – одинаково, но на каждого – чуть-чуть по-разному?

– Значит, на кого-то оно не действует вовсе?

– Генерал, – твердо сказала Плиева, – если из ЗОНЫ выйдет хоть один человек, я хотела бы с ним поговорить. Пусть берегут его, как зеницу ока. Мне НАДО с ним поговорить.

– Хорошо. Это я вам обещаю. А сейчас, – он взглянул на часы, – извините. Меня не поймут, если вы будете присутствовать на нашей тайной вечере.

– Обычное дело. Мужской шовинизм.

– Ну, не надо так категорично...

– Я все понимаю. – Она встала и начала собираться. – Вы меня любезно выпроваживаете, потому что прежде всего видите во мне женщину, а потом уже – психолога. Мне это даже где-то льстит. Но сейчас я веду себя как психолог, а потом уже – как женщина. Я не обижаюсь. Спасибо, что выслушали меня.

Залина уложила бумаги обратно в «дипломат» и щелкнула замками. У двери генерал ее окликнул:

– Залина Александровна!

Она обернулась, и... В этом повороте головы было что-то роковое. Севастьянов даже удивился, как не вовремя могут приходить в голову такие мысли.

– Я вам верю. Час я продержусь. А вы пока постарайтесь что-нибудь придумать.

– А если не придумаю?

– Тогда... молитесь. За всех нас.

– Ваш оптимизм, генерал... – Она коротко рассмеялась, но этот смешок получился немного нервным. – Заразителен.

Плиева открыла дверь и увидела собравшихся офицеров.

Капитан Некрасов, застывший, как янычар, на пороге, хранил молчание.

Залина вышла, капитан посмотрел на Севастьянова и, получив утвердительный кивок, отступил, пропуская командиров на совещание в здание дракинского аэроклуба, который сегодня стал штабом.