Одно только и счастье: в Шереметьево нас и не шмонали почти. Так, заглянули в чемоданы и коробки, приоткрыв щелочку в пару сантиметров шириной, и поздравили с возвращением на родную землю. Знал бы, побольше гостинцев набрал. Впрочем, никакой запрещеночки у меня и не было. Так, незначительный перерасход по средствам.

И в аэропорту нас встречали. Не абы кто, съемочная группа программы «Время». Подходили к микрофону по очереди, потом все вместе. Мы постояли, красивые лауреатские дипломы показали, уже в рамочках и под стеклом. Переводчиков, правда, не позвали. Да они и испарились куда-то после паспортного контроля. Что же, будет ради чего включить вечером телевизор. Хотя есть большая вероятность, что как раз слишком молодого студента отрежут, а вещать будет академик. Ну и ладно.

Уже после ТВ, в депутатском зале Чазов потребовал сдать конвертики с премиями.

— Товарищи, 88-я статья УК, ничего не могу поделать, — академик развел руками. — Бухгалтерия после уплаты налогов выдаст часть средств чеками Внешторгбанка.

Мы с Морозовым послушно протянули свои конвертики, мой Чазов взвесил в руках, открыл. Округлил глаза. Он был забит марками.

— А где чек?

— Обналичил, — пожал я плечами.

— Тут уже не пятьдесят тысяч?

— Ну потратил чуток.

Морозов и Чазов вылупились на меня. Ну да, вот такой я наглый.

— Это подотчетные средства!

С лица Евгения Ивановича можно было прикуривать.

— Но вы сами сказали, часть из них мои. Чеков меньше дадут, какая разница? — пожал я плечами. — Мне пора, до свидания.

Я взялся за тележку, начал толкать ее к выходу. Мимо с каменным лицом проследовал Чазов, не попрощавшись, водрузил царственное седалище на заднее сиденье служебной «Волги». Нам же с Морозовым пришлось ловить “бомбилу” — ибо у стоянки такси была огромная очередь. И всю дорогу до Москвы мне пришлось выслушивать стенания профессора на тему, какой я дурак, что ссорюсь с такими людьми.

Дома меня не то что торжественно, никак не встречали. Кузьма, подлец, подошел, ботинок понюхал — и ушел, гордо демонстрируя подхвостное пространство. Ничего, придешь еще, гаденыш, попросишь еды. Посмотришь тогда на мой тыл, споешь грустную песню “мяу-мяу”.

А где же Анечка? По времени должна вернуться из института своего, а ее и следа никакого. Еще пара дней, и я начну переживать. К тому же в холодильнике явные следы подготовки к голодовке: никакой еды, жалкие три яйца и зачем-то банка консервов — печень трески. Как по мне, это добро и при комнатной температуре хорошо себя чувствует. Так, а что у нас с овощами? Ага, нормальная, не гнилая картошка всё-таки в магазине появилась, И даже лук вполне пристойного вида. Как только есть захотелось, сразу продукты в продаже нашлись. А вообще, надо приучить подругу к походам на рынок. Чуть дороже, но зато всего много и качеством повыше. А то невеста моя только придумывать временные трудности умеет. Того нет, этого нет. Когда есть — легко, а ты попробуй как все советские люди. А макарошки — не тот вариант, которым можно питаться ежедневно.

Ага, вот и ключ в замке провернулся. Надеюсь, это не квартирные воры.

— Андрюшенька, милый, дома! — она уронила сумки и, не закрывая за собой дверь, бросилась обниматься.

— Так четыре дня всего не было, — ответил я, когда появилась возможность хоть что сказать. — Давай дверь закроем.

— Ой, а я к родителям ездила, они мне еды с собой надавали, вкусной и много. Сейчас пир устроим, отпразднуем!