С трех сторон стенами клетки являлись борта фургона, а с четвертой — забор из сетки, такой же, какой был закрыт курятник за амбаром, там, дома. Сетка перегораживала весь фургон, в ней имелась дверь с замком снаружи. На потолке, за сеткой, висел фонарь, окон не было вообще. А еще за сеткой находился туалет, и за ним — стенка, которая раздвигалась и закрывала проход туда, где были Винсент и Конни.
Лонни встал и в отчаянии пнул ногой сетку. Он догадывался, что сидит в клетке уже дня три, а то и четыре, а фургон почти все это время ехал.
Лонни было неуютно, одиноко и страшно.
— Пожалуйста! Пожалуйста, я хочу домой!
Он почти совсем охрип.
Кроме уколов Винсент и Конни не делали Лонни больше ничего плохого, но Лонни понимал, что он им не нравится. Они смотрели на него точно так же, как мистер и миссис Уилкокс, которые жили в доме у дороги недалеко от фермы.
Однажды Лонни услышал, как Винсент назвал его «чертовым дебилом».
— Отпустите меня! Я хочу домой! Пожалуйста! Ну пожалуйста! Это нечестно!
Фургон замедлил ход и остановился. Через несколько секунд стенка за туалетом отодвинулась, и появился Винсент. Он был крупным мужчиной со светлыми вьющимися волосами, не толстым, как Лонни, а просто большим. На обеих руках у него, повыше запястий, красовались татуировки с изображениями кораблей. Сначала Винсент был очень добрым, и Конни тоже. Лонни шел по дороге, когда они остановили свой фургон и спросили, как проехать на ферму. Они сказали, что мать Лонни их кузина, иначе Лонни ни за что не полез бы в фургон. Мама объясняла ему, что нельзя садиться в машину к чужим. Но они же не чужие! Это были родственники, они знали, как зовут и его, и отца, и маму, просто они никогда не приезжали к ним на ферму.
Уперев руки в бока, Винсент стоял у двери туалета. Он еще ничего не сказал, а Лонни уже чувствовал, что Винсент сердится.
— Я тебе говорил не кричать?
— Го-говорил. Не надо кричать.
— Так почему ты кричишь?
— Я бо-боюсь.
Лонни почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. А ведь совсем недавно мама говорила, что очень рада за него, потому что он уже почти совсем не плачет. А теперь опять собирался заплакать...
— Я же говорил тебе, что бояться нечего! Еще один день, и мы тебя отпустим.
— О-обещаешь?
— Обещаю. Но если еще раз закричишь или вообще будешь нас доставать, то заберу свои слова обратно. И пульт от телевизора тоже.
— А телевизор плохо работает.
— Что?!