Мы рассмеялись и сели за один столик. Выпили вискаря, покурили.

— Я твои передачи каждый вечер смотрю.

— Ну дык, елы-палы, я ведь все больше о таких, как ты, рассказываю. Понятное дело, что свежая информация тебе всегда актуальна.

В моей программе всегда звучала вся криминальная сводка по городу. Секретные сообщения и донесения о происшествиях мне сливали с разных сторон. То, что удавалось купить в ментовке, обменивалось на информацию от Конторы. То, что не хотела сливать Контора, сливала приемная полпреда президента. Ну а то, чего совсем ни у кого не было, сливали коррумпированные водители из специального транспортного цеха, обслуживающего морги. Им было все похрен. И плата была чисто символическая, им просто нравилось быть нужными не только мертвым. Я знал все, что творилось в городе каждую минуту. В здании «Ленфильма» у меня был арендован тупичок в глухом коридоре, упиравшемся в подсобку с крохотным окошком, ведущим в вентиляционный колодец. Там висели антенны. Огромные, многометровые, выкрашенные в цвет хаки. Кабели влезали в окно, как пообедавшие крольчатиной удавы, заползающие по норам, на задних стенках таких же коричнево-зеленых приемников. Там всегда пахло перегаром. Два отставных полковника Главного управления Генштаба[55] сидели на табуретках в наушниках. Причем наушники были забавные, перепаянные. Одно ухо от одного приемника, другое — от другого. Слушали они радиоэфир: пожарных, ГАИ, скорую, ГУВД, аварийную службу ЖКХ, таксопарки, Ленгаз, капитанов судов на Неве, диспетчера порта, Центр управления воздушным движением Пулково. При элементарных навыках анализа инфы можно было каждый момент не только знать, где что горит и какую трубу прорвало, но и четко контролировать передвижение мэра по городу, приезжать на каждое убийство до криминалистов, встречать Ельцина почти у трапа президентского самолета, быть в курсе любых мелочей и выбирать, что сегодня интереснее зрителю и мне самому: трупы двух девочек, прыгнувших с крыши купчинской[56] высотки, убитый метким выстрелом в глаз модный адвокат из тамбовских[57], проститутка с отрезанными маньяком сиськами в колпинской[58] общаге, бомж, убитый авторучкой в ухо, лежащий в луже крови возле общественного туалета на въезде в Петропавловку[59], буксир, задевший опору Ладожского моста, или двое утонувших в чане для брожения пива на «Красной Баварии». Ох, веселое время было, насыщенное. Со мной боролись все кому не лень. Вешали наружку, слушали десяток телефонов, которые я менял каждую неделю, расшифровывали наш специфический язык общения со съемочными бригадами: «Четверочка, на Литейном опарыши, дом 17, мансарда» (мумия повесившегося бомжары). Или: «Второй, скорее на Ленинский, 48, узкопленочные крошат батон на соседей» (вьетнамцы в общаге подрались). Так и набиралось по десять-двадцать сюжетов для ежедневного «Вавилона» — единственной информационной программы, которую готовила действительно не зависимая ни от кого команда под моим началом на «Русском видео».

Костя Могила был профессиональным гангстером, причем крайне нетипичным для Петербурга. Точнее, было два криминальных лидера, ориентированных не на классических бандитов, а на воровские ценности и интегрированных в московскую среду, — он и Паша Кудряшов[60]. Кудряш был поскромнее, потише. Засиженный[61]. Костя — из хорошей семьи: папа — директор секретного оборонного НИИ Кароль Иосифович Розенгольц, отсидевший много лет в сталинских лагерях по 58-й статье, мама — преподавательница музыки. Костя родился в 1954 году, окончил техникум (не какой-нибудь, а физико-математический), увлекся спортом, стал чемпионом по вольной борьбе, служил в спортроте, демобилизовался и стал, как и вся продвинутая часть ленинградской молодежи тех лет, крутиться возле Галеры[62]. Правда, в отличие от Тинькова[63], Сабадаша[64], братьев Мирилашвили[65] и прочих выходцев из мелкоспекулянтской среды, просто фарцовка Костю не привлекала. Да и сотрудничать с ментами он не хотел (а вся Галера сотрудничала). Костя нашел себе более влиятельную крышу — военную разведку.

Паренек сразу сошелся с серьезными людьми — валютчиками и цеховиками, производившими «импортный товар»: поддельные джинсы и аксессуары, обувь от армянских подпольных цехов. Вскоре стал инкассатором, возил на Кавказ выручку от торгов ли — миллионы рублей. Набрал штат охранников из спортсменов, основу своей будущей бригады. Еврейская и цыганская кровь, прекрасное воспитание, спортивная сила воли, колоссальные амбиции, острый ум и умение вести разговор с самыми разными людьми на равных, от воров-законников до чиновников разного уровня, приглянулись в «Крестах»[66], куда он залетел случайно за вымогательство на три месяца. Там очень быстро к нему присмотрелись воры, уже тогда испытывавшие дефицит представительства в Ленинграде. Так сложилось, что воровской закон на берегах Невы не пользовался популярностью — то и дело возникали группы рэкетиров, не чтивших великую воровскую Россию и ее большой стиль. Феоктистов[67], тогдашний безусловный лидер криминального мира Северной столицы, сидел, причем, по мнению воров, скурвился, ссучился и покраснел — работал бригадиром-нарядчиком и сотрудничал с администрацией колонии. А Костя идеально подходил на роль будущего смотрящего: железная выдержка, понимание структуры системы, умение держать слово и четкое следование правилам игры.

Костя вышел по УДО и стал работать на Южном кладбище могильщиком. Но он не просто виртуозно орудовал лопатой, как Ойстрах — смычком (говорят, Могила поставил рекорд, достойный Гиннесса: одной совковой мог выкопать в глине стандартную яму в два кубометра грунта за сорок минут), но и сумел объединить коллектив в правильный профсоюз без штрейкбрехерства и всякого демпинга. Вскоре ушел на повышение — братва интересовалась не только расстрельной валютой[68], но и чеками Внешпосылторга. Так Костя стал главным в городе по магазину «Альбатрос» возле управления Ленинградского морского порта — и понеслась. Могила уже не просто скупал чеки и доллары c фунтами, а стал арбитром, решальщиком, судьей и держателем общака[69]. К концу восьмидесятых он был самым влиятельным человеком в питерской криминальной среде, так как промышлял не мелким рэкетом, взимая дань с торговцев и кооператоров. Он контролировал серьезную контрабанду, умудряясь не становиться барыгой[70], при этом изначально ориентировался на большой бизнес в качестве абсолютно независимого лидера.

В подручные Костя взял Володю Кулибабу, жестокого молодого спортсмена-борца, гагауза из Одессы, и юного борца Дениса[71], сына самого известного организатора свадеб и прочих торжеств Геннадия Волчека. Кулибаба был по боевой части, Дениска — по финансовой. Надо сказать, что Могила не терпел дешевых понтов. Свой гангстерский синдикат он собирал не просто из решительных и отважных парней. Одним из главных условий было благородное происхождение (из известных в городе семей), образование и умение себя вести прилично: разговор поддержать, за столом себя вести как надо, с дамами общаться, не пукать и в носу не ковырять. Вскоре появились менеджеры: Вадим Жимиров, ушлый кооператор-цеховик, решивший создать в Питере крупнейшую торговую сеть элитных продуктов, рекламисты и редакторы, художники (например, Белкин[72]), адвокаты и депутаты, чиновники и военные отставники, знающие вопросы тыла и цветмета — именно структуры Могилы смогли продать на Запад тысячи тонн цветмета из разобранных ракетных шахт Ленобласти.

Костя к середине девяностых практически отошел от крышевания бизнеса, сумев стать смотрящим от воров клана Деда Хасана[73], фактическим контролером грузопотоков через морской порт и посредником в скупке сельхозземель у мэрии и правительства Ленобласти. Об этом надо рассказать подробнее. Во второй половине девяностых основные финансовые потоки шли именно через морские схемы, где деньги были огромные и офшорные. Перевалку грузов, аренду причалов и даже лоцманскую проводку оплачивали не на территории России, а переводя со счета одной кипрской компании на счет другой. Миллиарды долларов в год. Плюс серые таможенные схемы. И Костя мог манипулировать этим, взяв под контроль рабочую силу в порту. Как гангстеры тридцатых годов в Америке управляли профсоюзами, так Могила в девяностых манипулировал стивидорными компаниями[74].

Было это настолько откровенно и опасно, что власти Костю просто боялись. При посредничестве ФСБ в порт все время интегрировались тамбовские, чтобы уравновесить его влияние. Подключались серьезные силы вплоть до администрации Кремля. Создавались новые стивидорные компании, причалы перекидывали в аренду новым докерским фирмам. Но Костя виртуозно организовывал забастовки докеров и лоцманов, парализуя порт, пока не получал свою долю. Он и внешне был похож именно на американского гангстера из черно-белых кинолент про Чикаго времен Великой депрессии — стильно одетый, вальяжный американец с белоснежной улыбкой, в шляпе и ботинках-казаках из страуса. Длинный Кулибаба с внешностью индейца, черными волосами ниже плеч, стянутыми резинкой в хвост, коренастый щекастый Волчек, похожий на бухгалтера мафии, чернявый Жимиров с гордой осанкой ирландского мафиози, очкастый громкоголосый Новолодский[75], у которого прямо на лбу было написано, что он стряпчий-адвокат по самым сложным заплечным делам, — Костина команда производила потрясающее впечатление. Не чуждые колумбийским алкалоидам парни сиживали целыми днями в лобби-баре «Невского паласа»[76], расставив два кольца охраны вокруг гостиницы, и бесконечно принимали посетителей. Евреи православные, они утром делали пожертвования попам, добившимся их расположения, а вечером шли на посиделки в синаго гу. По выходным ехали на охоту в область, а субботы проводили с юными красавицами-женами. И все это легко и изящно.

Костя сам водил машину — бронированный старинный синий пятисотый «мерседес». Сам выходил на заправке, чтобы вставить пистолет в бак: «Ну должен же я хоть иногда волыну подержать в лапе?» Вообще, простой он был. Стяжал славу Робин Гуда: никогда не отнимал последнее у провинившихся, прощал долги («Иисус прощал и нам велел, братва»), никогда не убивал сам и помогал всем, кто просил, деньгами, связями. Да, странный был. В начале нулевых, будучи официально положенцем[77], то есть практически вором в законе с временной короной, в ранге смотрящего по Петербургу, Костя вдруг заделался проректором Духовной академии. Я спросил его:

— Могила, а это не слишком? Ну вроде как нельзя власть духовную с мирской мешать, тем более тебе, гангстеру.

Костя посмотрел на меня как нянечка в детсадике на третий раз описавшегося пупсика, но в своей обычной манере с искренними добрыми глазами произнес, понизив голос:

— Если есть лавэ[78], нужно Божьи помыслы упромыслять сначала, себя потом помнить. Так Сын Божий велел.

— Костя, ну какой из тебя поп? Ты же еврей! А, ну да: нет эллина и иудея. Ну-ну!

— А знаешь, что мы придумали с Густовым[79]? Есть такое место святое в Архангельской губернии. Там гора поклонная и крест дубовый. Так вот, старцы сказали, что если крест сделать хрустальным, то на рассвете лучи солнечные будут падать на долину, отражаться в воде, и тогда это увидит Богородица и сойдет, чтобы спасти Русь!

Ну да, лавэ у него было тогда много. Костя знал инсайдерскую информацию — схемы прокладки будущей кольцевой автомагистрали, согласованные и утвержденные. И его пацаны скупали все земли вокруг и под будущей дорогой. С настоящими волынами, не с бензоколонок. Недорого. И настойчиво. Отказывать им пытались, но тщетно — в этом случае горели дома и целые посел ки. А правительство Густова эти земли выкупало у собственника, то есть у самого Кости. По рыночной цене. Цена аферы была многомиллиардная. Никто не бедствовал — ни Костя, ни его братва, ни сам Густов.

И уже после убийства Могилы в 2003 году я узнал много шокирующих деталей. Костя играл в большие, серьезные игры. Он до последних дней не просто сотрудничал с ГРУ, но и фактически спонсировал многоходовые операции военной разведки и выполнял поручения самого высокого уровня. Исключительно грамотно. Летал в Узбекистан в компании Деда Хасана — главного вора в законе. В сопровождении нескольких старших офицеров военной разведки. Встречался с Исламом Каримовым1, с узбекскими ворами. На даче у Каримова была подписана неофициальная бумага о том, что Узбекистан закрывает американскую военную базу, а взамен Россия дает зеленую улицу наворованным богатствам семьи Каримова и гарантирует идеальные условия для бизнеса представителю этой семьи на 25 лет. И российские воры вместе с ГРУ будут за этот процесс отвечать. Так появился олигарх Алишер Усманов.

Помогал Костя и во внутренней политике. Встречался с Примаковым, обеспечивал базу Березовского в Петербурге, финансировал первый съезд будущей «Единой России», оплачивал предвыборные штабы Путина. Выкупил у прежних владельцев на средства Березовского и Патаркацишвили все независимые медиа: журналы, газеты, телеканалы. Так было нужно Москве. Ну и встал на сторону военной разведки, когда ГРУ, которому было запрещено заниматься оперативно-разыскной деятельностью внутри России, было вынуждено работать под прикрытием налоговой полиции. Разгром преступного синдиката «Русское видео» от начала и до конца сопровождался прикрытием Константина Карольевича Яковлева — гангстера в невидимых генеральских погонах. Кстати, насчет погон: мне долго не верилось, что Яковлев был действительно офицером разведки. Но когда через много лет после его гибели на заказном убийстве прихватили его помощника Кулибабу, оперативники при обыске нашли удостоверение офицера Главного управления Генштаба, того самого ГРУ. Оказалось, подлинное. Дело замяли. Говорят, что такое же точно было не только у самого Кости и Кулибабы, но и у Дениса Волчека. Много чего говорят…