Книги

Путешествие за смертью. Книга 2. Визитёр из Сан-Франциско

22
18
20
22
24
26
28
30

– Простите, мистер Баркли, – частный детектив упёрся взглядом в собеседника – сдаётся мне, что вы не совсем верно меня поняли. Я не могу вам обещать изловить Морлока, потому что это зависит не столько от меня, сколько от разного рода обстоятельств. Я могу лишь гарантировать свою безупречную и высокопрофессиональную работу, направленную на изобличение преступника. Наше с вами путешествие может быть далеко не безопасным. И со мной и моим помощником может произойти всё что угодно.

– Ну… – замялся банкир, – вы можете застраховать вашу жизнь. Однако прошу указать в отдельном пункте соглашения, что в случае вашей гибели обязанность по поиску и наказанию злодея перейдёт к мистеру Войте.

Ардашев покачал головой.

– Во-первых, я не суд, чтобы кого-то наказывать, а во-вторых, господин Войта не является стороной договора. Он всего лишь мой помощник.

Баркли развёл в недоумении руками:

– Но какие тогда у меня гарантии, что Морлок меня не прикончит?

– Никаких. Я не телохранитель. Моя задача – попытаться отыскать злоумышленника. Гарантий не может быть ещё и по той причине, что вы с нами не откровенны. – Ардашев поморщился и продолжил: – Знаете, я семь лет проработал адвокатом по уголовным делам. Не проиграл ни одного процесса. Но я защищал тех, в чьей невиновности был абсолютно уверен. Несмотря на это, почти каждый доверитель пытался скрыть от меня те или иные обстоятельства и убедить в том, чего, на самом деле, не было. Кто-то не хотел рассказывать о любовных связях на стороне, кто-то о своих тайных пороках или пристрастиях. Позже эти утаённые факты выплывали наружу как нефтяное пятно. Возникала неловкость в наших взаимоотношениях. Неприятно? Да. Но это можно пережить. Хуже другое: из-за отсутствия полной картины произошедшего я не мог использовать все свои знания и опыт в интересах подзащитного, поскольку был неверно осведомлён о его прежних действиях. Все беды в этом мире от недоговорённостей.

За столом повисло неловкое молчание.

Ардашев допил пиво, промокнул губы салфеткой и сказал:

– Простите, мистер Баркли, но у меня нет желания продолжать полемику. Завтра я пришлю в «Де сакс» бутылку виски из вашего номера. Обратитесь в полицию. Наверняка, после химической экспертизы судебный следователь возбудит уголовное дело по факту вашего отравления. Да и врачи подтвердят диагноз. – Клим Пантелеевич поднялся. – Благодарю за угощение. Честь имею кланяться.

– Да-да, большое спасибо! – вымолвил Войта с тенью сожаления. – Всё было прекрасно! Но нам пора.

– Всего доброго, – задумчиво проронил Баркли, выпуская сигарный дым. Он не поднялся и не подал руки, а лишь кивнул и наполнил рюмку новой порцией виски.

Послышались мажорные фортепьянные аккорды и, на сцену выскочил невысокий, толстоватый куплетист в цилиндре, с красным галстуком-бабочкой, в чёрном фрачном сюртуке и зауженных, клетчатых брюках. Казалось, актёр сошёл с большевистской карикатуры, изображающей буржуев-мироедов в «Окнах РОСТА». Пританцовывая, он запел под незамысловатую мелодию:

Человек пожилойОчарован женой,Никаких удовольствий не ищет.Ну а что же она Эта прелесть жена?По отелям с любовником рыщет.…Видно свет уж таков,Простачков-муженьковУчасть всех нас одна ожидает.Сколько умных головОбратилось в козловИ с рогами теперь щеголяет!..[19].

Куплетист расхохотался, сделал па и, помахав цилиндром, продолжил веселить публику строчками из старых, когда-то популярных водевилей.

Глава 8

Агент

В Москве, в доме № 19 на Знаменской улице, располагалось Регистрационное управление (Региструпр) РККА. Первоначально военная разведка находилась на Пречистенке, неподалёку от штаба Красной армии. Но в прошлом году Ленин, внимательно следивший за формированием новой спецслужбы, выразил своё неудовольствие её местом расположения, поскольку в данном случае ни о какой конспирации не могло быть и речи. Вот тогда начальник Региструпра Семён Арабов и добился переезда всего штата на Знаменскую, 19. Но с августа прошлого года Семён Иванович чаще находился в войсках, чем в столице, и всю оперативную работу за него вели заместители. Оперативными разработками занимались разные отделы, что нередко приводило к конфликтам и неразберихе. И потому в разведывательном ведомстве было решено организовать отдельную структуру – Оперативный отдел, который возглавил Янис Фридрихович Бердин (Кюзас).

Биография Бердина мало отличалась от судеб других большевиков: родился в семье батрака, в 1905 году вступил в РСДРП, участвовал в беспорядках 1905–1907 годов, был неоднократно сослан в ссылки, бежал, жил по поддельным документам, с началом Великой войны был призван на военную службу, дезертировал, редактировал большевистскую газету в Латвии, принимал участие в штурме Зимнего дворца, служил в ВЧК и был даже заместителем наркома внутренних дел Советской Латвии – марионеточного большевистского государства, просуществовавшего с января по май 1919 года… И вот теперь назначение на новый и ответственный пост в Региструпр. Правда, не многие большевики, в отличие от эсеров, покушались на жизнь представителя власти. А вот Янис Бердин успел поучаствовать в «мокром деле» ещё в шестнадцатилетнем возрасте, совершив вместе с сообщниками нападение на полицейский отряд, направлявшийся в Яунпилсское поместье. И хоть давно это было, но сорокалетний большевик помнил тот день до мелочей и любил рассказывать друзьям детали дерзкого налёта тринадцатилетней давности. Но сейчас было не до воспоминаний.

Янис Фридрихович потягивал папиросу и изучал документы. Из сухих справок, рапортов и донесений следовало, что операция по переправке царского золота в Европу и США находится под угрозой провала. И случилось это в результате, то ли малодушия, то ли предательства бывшего царского полковника, несколько лет тому назад перешедшего на службу в Красную армию, и находящегося сейчас во внутренней тюрьме на Лубянке. Его фамилия и имя на время следствия были засекречены. В списках арестованных числился не Константин Юрьевич Мяличкин, недавний начальник сектора третьего отдела Региструпра, а номерной сиделец – 1138. Такие, как правило, коротают свою недолгую арестантскую жизнь в одиночных камерах до их судного дня.

Раздался стук в дверь.