Дело было за завтраком – после кончины Верочки отец постановил, что их небольшое семейство, состоявшее из него самого, Инны и Никиты, должно встречаться за общей трапезой как минимум один раз в день. Аркадий Петрович частенько возвращался из холдинга далеко за полночь, поэтому единственной возможностью встретиться за столом был завтрак.

Опаздывать на завтрак, начинавшийся ровно в шесть тридцать, можно было не больше чем на три минуты. Тот, кто позволял себе прийти позднее, подвергался со стороны отца едкому, саркастическому замечанию, и это было ужасно неприятно.

Инна – к тому времени студентка МГИМО – в ту ночь сумела заснуть только около четырех, так как думала об Олеге и том, как заполучить его. А когда открыла глаза, поняла, что уже половина шестого!

В столовую она влетела десять минут спустя, и это означало десять минут опоздания. Отец, одетый, как всегда, безукоризненно, в белую рубашку со стильным желтым в крапинку галстуком, изучал экономическую прессу. Никита – сводный брат не ходил в обычную школу, к нему приезжали на дом учителя – сидел на своем обычном месте, угрюмо ковыряя яйцо в мешочек, даже не поднял своих скрытых за уродливыми очками глаз на запыхавшуюся Инну.

Аркадий Петрович, взяв со стола чашку кофе и поднеся ее к губам, заметил:

– Как я вижу, тебе требуется особое приглашение, не так ли? Я очень тобой разочарован, Инна!

Если отец сообщал кому-нибудь, что он им разочарован, это означало высочайшую степень недовольства. Отец никогда не кричал, тем более не прибегал к брани. Наоборот, он становился до ледяного официален со всеми, даже с собственной дочерью.

– Папа, я… – начала Инна, но в этот момент горничная подала отцу телефон. Он, послушав несколько секунд, заявил, передавая его Инне:

– Это тебя!

Он явно хотел продолжить чтение нотаций, но Инна уже взяла трубку и вышла из столовой: говорить по телефону во время приема пищи было категорически запрещено и дозволялось только одному человеку – самому Аркадию Петровичу.

– Слушаю! – произнесла Инна и вдруг услышала голос Олега. Он странный, задыхающийся, какой-то необычный. Инна возликовала, чувствуя, что душа ушла в пятки. Неужели… случилось? Случилось что-то ужасное с его актриской?

– Нонночка, я должен сообщить тебе то, о чем еще никто не знает. Я только что стал отцом! Люсенька родила здорового мальчика!

Инна окаменела и не слышала, что вещал взахлеб Олег. А потом заставила себя принести ему поздравления, думая о том, что, видимо, она моральный урод и небывалый монстр, раз всерьез желала жене любимого человека смерти.

– Я хочу, чтобы ты стала крестной мамой нашего мальчишки! – огорошил ее предложением Олег, и Инна потеряла дар речи. А Олег принял ее молчание за радостное согласие и стал заваливать деталями предстоящего церковно-светского действа.

На занятия в университет Инна в тот день так и не попала, потому что ноги у нее подкашивались и поднялась температура. Она заперлась в своей комнате и долго плакала в подушку. А затем уснула, проснулась и снова плакала.

Нет, он позвонил ей не для того, чтобы сказать, что любит ее, а чтобы сообщить о том, что его жена наконец разродилась и что он желает видеть ее крестной матерью их малыша.

Наверное, именно тогда и началась ее болезнь, потому что несколькими днями позднее Инна потеряла сознание во время лекции. У нее диагностировали острый менингит, и она провела в больнице около месяца.