— Любят. Только любви не хватает там, где есть страхи. Если сын снова проснется, мать подумает, что плохо качает его, что виновата, что она — плохая мать. Что не может обеспечить ему тишину. Но мать не виновата. И кошка тоже. Никто никогда не виноват.

— Ты всегда их защищаешь.

Мор не мог понять, зачем они сунулись в эту квартиру, ведь тем недавним прямым вмешательством на мосту они лишили себя права на другие вмешательства на длительный срок. Квота. Нельзя напрямую вмешиваться в решения людей — это чревато. А тут снова поход, эта квартира, надрывно орущая кошка, которая в этот самый момент вновь начала басовито мяукать в коридоре.

— Мам, вынеси ее, а? Пусть посидит ночь за дверью.

Момент икс. Принятое решение — решение не в пользу кошки; душевного света на всех не хватило.

Заскрипел диван; бабушка спустила ноги на пол, тихонько обулась в тапочки, хмурая, поджала губы.

— Сейчас найду ее.

— Все. Посмотрела, убедилась? Пойдем отсюда — мы все равно ничего не можем сделать, Мира, — шепнул Мор. — Пойдем. Чего стоишь? Ты не можешь вмешаться и не можешь им помочь.

— Не могу, — Мира грустила, — но я хотя бы могу рассказать кошке о том, что люди выбросили ее не со зла. О том, что им просто пришлось выбирать.

— Угу, из-за собственных стрессов.

— Пусть так. И еще я хочу помочь ей пойти в ту сторону, где для нее найдется новый хозяин.

— Мира, у нас квота.

— Я не вмешиваюсь в жизнь людей.

— Ты все равно вмешиваешься.

— Это кошка. Просто кошка, Мор.

Он неприязненно кивнул — ладно, за кошку им, может быть, не попадет.

А ту, о ком шла речь, в эту минуту поймали на кухне в углу и вынесли за дверь — тихо щелкнул в коридоре замок.

Любовь проиграла.