— Уж не хотите ли вы сказать, что все это вытворил какой-нибудь надышавшийся наркотиков байкер? — задумчиво протянул Маллен. — Эти парни в черной коже обожают перчатки и всякую такую одежду. Мериен и Кларенс могли оставить дверь незапертой, этот тип вошел…
В этом месте инспектор задумался, его лицо вновь потухло.
— Верно, — кивнул я. — Тогда каким образом Уесли мог обо всем узнать и заранее изготовить фотографии. Нет, Маллен, очевидно, что убийца знал Рендалла. И находился с ним примерно в тех же отношениях, как и Кларенс — доверие, как к старшему, некоторая зависимость; попав в переплет, наш преступник тут же позвонил Уесли с просьбой о помощи. Вот почему последнему пришлось на ходу выдумывать историю с шантажом — он не мог позволить себе ни выдать настоящего убийцу, ни подставить Кларенса. Но позволить полиции самостоятельно вести расследование, пустить дело на самотек Рендалл не решился — его план относительно драгоценностей уже дал большую трещину, внимание общественности оказалось привлечено и к нему, и к Картерам — поэтому Рендалл счел за лучшее пойти на шантаж, чтобы иметь хоть какие-то гарантии в новой, неблагоприятной для него обстановке. А наш друг вряд ли особо близок с мотоциклетными группировками.
— Но кто же, если не байкер, станет носить перчатки? — удивлено спросил Маллен. На этот раз ему не приходилось разыгрывать удивление. — Здесь же жарко, Амбрустер.
Я мог бы ему сказать, что некто может надевать в такую погоду даже теплые свитера, но решил не сбивать инспектора с мысли, раз уж его мозги наконец настроились на интеллектуальную активность.
— Давайте зайдем немного с другого конца, — предложил я.
— Можете попробовать, — в маленьких глазах Маллена читалась твердая решимость в корне пресекать все хитроумные попытки обвести его вокруг пальца.
Я проверил, достаточно ли эффектно соединены мои кончики пальцев. В то мгновение я положительно ощущал себя Фило Вансом.
— Вы ведь неженаты, инспектор, — мягко спросил я.
Делать этого явно не следовало, так как злобный на язык Маллен не упустил возможности парировать:
— Как и вы, мистер Амбрустер…
Он всегда расщедривается на «мистера», когда извлекает из своего булькающего кислотой желудка особо изысканную гадость — они, в отличие от острот, довольно хорошо у него получаются.
Франсуаз в своем углу тут же молча окрысилась, и мне пришлось смириться с мыслью, что пару часов после нашего возвращения домой меня будут струнить — то ли поскольку я не рассказал ей с самого начала правду о смерти Мериен Шелл, то ли по поводу моей агрессии, проявленной в малоудачной беседе с охранниками Элко, то ли потому, что я не люблю оперу и не читаю серьезную литературу.
В тот момент я перестал чувствовать себя Фило Вансом, и не без злобности буркнул:
— Если бы и были, это бы вам все равно не помогло. Я говорю о одежде.
— По вашему, раз я не женат, я должен ходить без одежды? — осведомился Маллен.
Как я уже говорил, он генерирует гадости гораздо эффективнее, чем остроты.
— Когда человек выбирает костюм, платье или носки, — хмуро пояснил я и бросил косой взгляд на Франсуаз — надо было оценить силу приближающегося тайфуна и оценить грозящие разрушения, — он или она в первую очередь руководствуются критерием полезности. А поскольку у каждого из нас две руки, две ноги, а хвосты встречаются крайне редко, можно прикинуть десять-пятнадцать основных типов одежды, которые удовлетворят потребности людей. Скажем, станете ли вы покупать себе костюм аэронавта. Не могу представить вас в цилиндре или сомбреро — все, что нужно человеку, это костюм, брюки, сорочка, для женщины — юбка, платье, блузка. Это все.
— Если бы все руководствовались вашей так называемой логикой, — заметил Маллен, — сотни модельеров по всему миру остались бы без работы.
— Вот именно, — кивнул я. — Работа дизайнера одежды состоит именно в том, чтобы создать необычное, то, что средний человек никогда не станет носить ни в офисе, ни у себя дома, в окружении членов своей стопроцентной американской семьи. Все эти шляпы с перьями да платья с буфами — дорогие экзотические игрушки для богатых приемов. Они неудобны, они безвкусны — но именно их мы и называем модой.