Вторая половина марта – апрель 1829 г. (?), Москва.
Любезный Иван Алексеевич.
Тяжело мне быть перед тобою виноватым, тяжело и извиняться, тем более, что знаю твою
Весь твой А. П.[182]
Прежде всего, становится понятна датировка Парчевского – проигрыш не мог произойти позже, чем обозначенная дата письма. Но мог случиться и гораздо раньше – ведь Пушкин пишет, что он «все еще в долгу». Долг явно не мог возникнуть накануне написания письма. И само письмо точной даты не имеет: по-видимому, при подготовке академического издания ориентиром для датировки были слова Пушкина «едешь на днях». Гораздо важнее то, что Пушкин пишет о долге, но из текста письма вовсе не следует, что речь идет именно о
Пушкин вновь писал Яковлеву своем долге через семь лет, 9 июля 1836 г., после того как тот вернулся в Россию: «Я так перед тобою виноват, что и не оправдываюсь. Деньги ко мне приходили и уходили между пальцами – я платил чужие долги, выкупал чужие имения[183] – а свои долги остались мне на шее. Крайне расстроенные дела сделали меня несостоятельным… и я принужден у тебя просить еще отсрочки до осени» [184]. Конечно, осенью 1836 г. финансовое положение Пушкина лучше не стало – Яковлев получил свои 6000 руб. от Опеки, уже после смерти Пушкина. Но и в этом письме нет ни намека на то, что это – карточный долг.
Пушкин упоминает о Яковлеве в письме к М. С. Судиенко от 15 января 1832 г., в котором пишет, что «расходы свадебного обзаведения, соединенные с уплатою карточных долгов», расстроили его дела, и что ему нужен заем в сумме 25 тыс. руб. Пушкин отмечает, что из «крупных собственников» он состоит «в сношениях более или менее дружеских» только с ним, с Яковлевым и еще с неким «третьим». Однако «сей последний записал меня недавно в какую-то коллегию и дал уже мне (сказывают) 6000 годового дохода; более от него не имею права требовать». О Яковлеве Пушкин пишет, что в прежнее время явился бы к нему «со стаканчиками и предложил бы ему
Письмо подтверждает, что у Пушкина с Яковлевым были дружеские отношения, но при существующем долге обращаться к нему за новой ссудой было бы нелепо[186]. Ссылка на скупость Яковлева понятна, она нужна только для того, чтобы Судиенко осознал: только он может помочь. «Третий» – конечно, Николай I, и «требовать» от него Пушкин действительно ничего не мог. В январе 1832 г. Пушкин на самом деле не знал, какое жалованье ему назначат. Нащокину он писал, что и 4000 руб. было бы хорошо, но потенциальному кредитору надо было показать более значительные будущие доходы. Судиенко, конечно, денег Пушкину не дал. Но, во всяком случае, аргументов в пользу версии о карточном проигрыше это письмо не дает.
И теперь, после рассмотрения отношений Пушкина с Яковлевым, можно вернуться к записи о карточных долгах. По моему мнению, логично предположить, что Пушкин взял у Яковлева в долг 6 тыс. руб., причем не в 1829 г., а раньше, во второй половине 1828 г., когда активно играл в карты и проигрывал. Именно поэтому цифра 6 была в приведенной выше записи – Пушкин за счет займа у Яковлева погасил карточные долги.
Если следовать перечню Парчевского, общая сумма выигрышей Пушкина составляла 7150 руб., проигрышей – 82 272 руб. Поскольку 6 тыс. займа у Яковлева, скорее всего, не принадлежат к карточным долгам, более вероятной является цифра 76 272 руб. Итог – около
Эта оценка, очевидно, занижена, поскольку в мемуарной литературе немало упоминаний о том, что Пушкин играл и проигрывал, но о конкретных размерах проигрыша данных нет. Тем не менее даже цифра в 69 тыс. руб. дает представление о масштабах проблемы.
Помещик
Деятельности Пушкина как помещика Щеголев посвятил целую книгу, включенную в состав настоящего издания. Основная задача нашей статьи – определить более точно, чем это делалось раньше, доходы Пушкина. Поэтому здесь нас будут интересовать два сюжета – получение и обслуживание Пушкиным ипотечного кредита и размеры доходов, получаемых от имений.
Отец Пушкина, Сергей Львович, узнав о намерении сына жениться, в июне 1830 г. передал ему часть крестьян из принадлежавшего ему села Кистеневка– 200 душ. Пушкин имел право получать от них доход, использовать в качестве залога по банковскому кредиту, но не мог продавать. Из-за административных проблем, связанных с наличием к С. Л. Пушкину финансовых требований, оформление затянулось, и Пушкин вступил во владение имением лишь 16 сентября 1830 г.[187]
Крестьяне находились на оброке, который взимался трижды в год (так же, как и выплачивалось жалованье чиновникам). Но время сбора оброка отличалось – были мартовская, июльская и ноябрьская трети. У исследователей по поводу Кистеневки господствовала точка зрения, высказанная еще Б. М. Модзалевским: «Именьице было небольшое и захудалое, и пользы Пушкину было от него мало (см. в письмах его от 1 и 2 мая и 3 июня 1835, 3 и 14 июня 1836 г.), – тем более что перед свадьбой он заложил его тысяч за 40,– и впоследствии доходы шли главным образом на покрытие долга Опекунскому совету»[188].
Прежде всего отметим, что единовременное получение под залог имения крупной суммы денег – уже немалая польза. Рассмотрим структуру кредита, условия его погашения и ответим на вопрос, шли ли доходы от кистеневских крестьян на погашение кредита.
Пушкин взял кредит в Московской Сохранной казне Воспитательного дома, хотя основное время он проводил не в Москве. Понятно, почему он обратился в Московскую, а не в Санкт-Петербургскую казну. Это был прежде всего вопрос логистики и пересылки документов. Для получения кредита необходимо было собрать справки о залоге, а Кистеневка находилась в Нижегородской губернии, намного ближе к Москве, чем к Санкт-Петербургу.
Пушкин писал Плетневу 16 февраля 1831 г.: «…заложил я моих 200 душ, взял 38000 – и вот им распределение: 11000 теще, которая непременно хотела, чтоб дочь ее была с приданым – пиши пропало. 10000 Нащокину, для выручки его из плохих обстоятельств: деньги верные. Остается 17000 на обзаведение и житие годичное»[189]. Но при этом возникает вопрос – почему Пушкин пишет только о 38 тыс. руб.? По закону, за заложенную крестьянскую душу из деревень, расположенных в губерниях первого разряда, полагалось выдавать 200 руб. кредита. Сельцо Кистеневка находилось как раз в такой губернии – в Нижегородской, т. е. при залоге 200 крестьян общая сумма кредита должна быть равна 40 тыс. руб.
Ссуда действительно составила 40 тыс. руб., но на руки Пушкин получил только 38 000: часть средств (1000 руб.) была заблокирована в связи с требованием В. И. Кистера[190] об оплате старого заемного письма[191]. При этом по правилам Сохранной казны Пушкин должен был стать вкладчиком и внести определенную сумму на депозит. «И он внес в кассу казны 1000 руб. В алфавите вкладчиков появляется запись: „1831 г. февраль. 10 класса Пушкин Александр Сергеевич № 41862“»[192].
Отметим, что с условиями кредитования Пушкину повезло – решение о выдаче ему кредита было принято 5 февраля 1831 г.[193], а с 1 января 1830 г. были снижены ставки по кредитованию. По долгосрочным кредитам на срок 37 лет ставка устанавливалась в 5 % годовых, годовое погашение основного долга – в размере 1 %. При этом не производился вычет в пользу увечных, но взималась премия в размере 1,5 %[194]. Для «банковых установлений», как тогда назывались банки и сохранные казны, законодательно определялся и график погашения долга. Стандартный расчет для суммы в 10 тыс. руб. носил обязательный характер.