Это был выдох, горячий и сладкий, ласкающий кожу Гарри, его всего, все те местечки, до которых только можно добраться, и нашедший прибежище между его ног, искушая и заставляя рычать от нарастающего напряжения. Гарри стонал, царапался и изгибался, его руки с невероятной поспешностью освобождали желанное тело от тонких шелковых брюк, голодными движениями изучали совершенную обнажённую грудь, проходились жадно по всем мускулистым изгибам. Гарри подавался навстречу любовнику, умирая от желания быть заполненным до предела, принадлежать ему, безоговорочно подчиниться его силе и власти. Он боготворил своего короля. Языком, губами, зубами блуждая по его коже, вкладывая всего себя в каждую ласку. Гарри наслаждался роскошными изгибами скульптурно вылепленных ягодиц, тем, как совершенно перекатываются под его руками мышцы, пока мужчина движется над ним. Вся эта мощь могла бы уничтожить его… а вместо этого дарит невероятное наслаждение, исцеляя его душу.

- О, да! О, Мерлин! - Гарри сладострастно стонал в жаркий рот любовника. Люциус склонился над ним, нагим и разметавшимся по постельным мехам, твёрдым, открытым, беззащитным, приносящем всего себя в жертву любви и вожделению, сгорающем от желания, более страстного и горячего, чем Гарри когда-либо испытывал прежде к этому мужчине. Он подавался всем телом вверх и мучительно изгибался, когда жадный язык облизывал его тугие соски, проходился горячей волной по коже груди и шеи, отмечая как свою собственность. Белоснежные зубы прикусывали, посылая огненные вспышки через всё тело, опустошая и выжигая его изнутри. Он весь изогнулся, предлагая себя. Пальцы Люциуса скользнули в его ожидающее и жаждущее отверстие, глубоко проникая, смазывая, растягивая слишком тугой проход, благоговейно играя с этой нежной частью его тела, способной доставить королю столько несравнимого удовольствия. Проникая как можно дальше и глубже внутрь хрупкого тела, доставая и мягко поглаживая самую сладкую и желанную точку, заставляя Гарри стонать, шептать полным дрожащей мольбы голосом невнятные просьбы, а бёдра конвульсивно содрогаться и подаваться вверх, навстречу его безжалостным проникновениям. Юноша забросил стройные ноги на талию любовника, отчаянно вжимаясь в его бёдра и переплетя лодыжки на узкой изящной спине.

- Ещё! Пожалуйста, ещё! - Гарри всхлипывал, подавался вверх резкими бросками, руки широко раскинуты в стороны, ноги подняты высоко и оплетают мощные бёдра его возлюбленного. Первое, такое желанное проникновение, влажное, горячее, растягивающее, одним движением заполнившее его до конца, затем невыносимо медленное, бесконечное скольжение назад, оставляющее за собой чувство пустоты и неудовлетворённости. Гарри задыхался от стонов, вызывая на лице берущего его мужчины нежную улыбку, когда тот наблюдал за ним, выгибающимся и умоляющим.

И Люциус вновь вошел в него. Весь, целиком, длинный, твёрдый, терзающий обещанием ещё большей сладости. Приник на всю длину, невероятно глубоко, крадя его дыхание, заставляя все ощущения сосредоточиться в том месте, где они были спаяны воедино, где пульсирует ставшее почти мучительным удовольствие, где Люциус входит в него и делает его своим. Их бедра вжимаются друг в друга, делая невозможным ещё большую близость, превращая их тела в единый, слаженно двигающийся организм. Глаза Люциуса горели во тьме, впитывая в себя образ разметавшегося под ним темноволосого ангела, с мраморной сияющей кожей, с мучительно напряжённым, сочащимся влагой членом, с широко распахнутыми бёдрами, открытыми в извечном приглашающем жесте покорности и вожделения, всем своим телом принимающим его, толчок за толчком.

- Я… люблю… тебя… - почти беззвучный выдох его Избранного воспарил вверх.

Гарри выгибался всем телом, вжимаясь в своего возлюбленного, изо всех сил сжимая ноги вокруг его талии, наслаждаясь движением мощного твёрдого члена между его раздвинутых ягодиц. Его стоны наполняли комнату, пот покрывал живот, грудь, шею, скапливался в углублении между ключицами. Он ощущал Люциуса, как надёжный якорь, как единственную опору в этом мире, раскачивающемся в древнейшем ритме, наслаждаясь их единством, их слаженным движением, возможностью дарить себя любимому и одновременно столько же получать взамен.

Он чувствовал себя словно покачивающимся на волнах. Горячий, толстый член его возлюбленного то входил, то выходил из него, поглаживая его изнутри, растягивая всё больше, проникая всё дальше, всё сильнее и быстрее. Гарри стонал, кричал, бился всем телом, пытался насадиться ещё глубже, открыться возлюбленному ещё сильнее. Люциус, уже почти не контролируя себя, вбивался в это податливое гостеприимное тело, покрывая поцелуями дрожащего трепещущего котёнка под ним, впиваясь в нежную кожу зубами, оставляя отметины, помечая его как своего, и только своего, овладевая им так, как он того хотел. Всегда, быть всегда в нём. В своём Избранном. Только в нём.

И, наконец, Гарри ощутил, что больше просто не выдержит, что ощущения затопили его и готовы поглотить целиком, и он закричал в наслаждении, выплёскиваясь тугой белой струёй в переполненный магией воздух Комнаты Правил и Законов, освобождаясь от ставшего непереносимым напряжения.

Его жертвоприношение было принято, и почти сразу Люциус наполнил его горячим семенем, глубоко вонзившись в его тело, стискивая пальцами гладкую плоть бёдер, не способный устоять перед нежным сжатием шелковистых тугих стенок вокруг его пульсирующего, ноющего, погружённого в горячую глубину члена. Воздух вокруг них заискрился, наполнился золотистым сиянием. Юноша заворожено смотрел на крохотные кружащиеся в воздухе крупинки чистого света, в которые превратилось его семя под воздействием древней магии, принявшей его жертву.

Затем Гарри посмотрел на своего возлюбленного, на своего короля, на человека, который дарил ему так много, свою любовь, своё тело, свою преданность, своё семя, самого себя. Это было жертвоприношение, предназначенное только ему.

И Гарри с благоговением принял этот дар.

КОНЕЦ