— Что ты! Ты же его совсем не знаешь. Это хороший доктор. Знаешь, как его хвалят! Не мог он специально. Он так за маму переживал. Я даже хотела сходить к нему, сказать, что у нее все хорошо. Только меня Владик не пустил.
Влад уловил мой взгляд, кивнул, пожал плечами. Выбрал с тарелки ломтик сыра, не оскверненный плесенью.
Вика между тем продолжала:
— Я думаю, зря вы так.
У меня неожиданно созрела идея.
— А давай, проверим его? — Предложил я. — Ты же хочешь нам доказать, что мы не правы?
Девчонка замялась. Предложение было заманчивым, но ей оно казалось не совсем честным. Я решил додавить.
— Что тебе стоит? Зато твоя совесть будет спокойна, и мы убедимся в твоей правоте.
— Ну, давай, — сказала она нерешительно. — А что надо делать?
Тому, как легко она сдалась, я даже удивился. Возможно, в глубине души и сама она понимала, что дело здесь нечисто. Просто, не могла в это поверить. Или не хотела. Я ободряюще улыбнулся.
— Ничего особенного. Все очень просто. Поговорим об этом позже.
День прошел сказочно. После «Паутины» мы гуляли в парке. Смеялись, шутили, фотографировались на найденный у Маринича Polaroid. Карточки из аппарата вылезали блеклые, не в фокусе. Но девчонки были довольны.
Я тоже был счастлив. Сегодня мне невольно удалось окунуться в собственную молодость. Радостную, полную надежд. Раствориться в ней с головой. Это было потрясающее чувство.
Ближе к вечеру я повел всю компанию в видеосалон. Там показывали «Птичку на проводе» с Мэлом Гибсоном и Голди Хоун. Фильм чудесный, бесконечно трогательный в своей наивности. Такой, какой и был нужен романтичным девушкам начала девяностых. На меня смотрели с восторгом, а я чувствовал себя феей крестной. Эдаким добрым волшебником.
Лишь Влад качал головой и временами впадал в задумчивость. После фильма он отвел меня в сторону, взял за пуговицу и сказал:
— Помнишь, ты обещал?
Я помнил. Я хотел и боялся этого разговора. Я сам себе пообещал быть честным. Парень это заслужил.
— Помню, — сказал я. — И от своих слов не отказываюсь.
Он кивнул.
Почти в полночь мы развезли девчонок по домам и поехали ко мне. Странно, но я уже считал дом Олега Маринича своим. И меня это ничуть не смущало.