— Ну ты брат и надрался. — Сказано это было почти с гордостью. Словно способность напиваться до состояния амебы была величайшим достижением. — Ты же вчера девкам все свое шмотье раздарил. Я джинсы еле отобрал у тебя. Ты даже один носок втулить умудрился!
Я посмотрел на смердящий комок, лежащий под кроватью, и невольно возгордился своим предшественником. Чтобы пристроить девчонке столь ценный приз нужно иметь недюжинный талант.
— И что теперь делать?
Он задумчиво постучал пальцами по косяку, ушел в сени, вернулся с растянутой белой майкой. Впрочем, с белой я погорячился. Такой она была когда-то в далекие дни своей молодости. Сейчас цвет этой тряпки определялся между желтым и пятнисто-серым.
— На, накинь.
Я взял шмотку двумя пальцами.
— Чье это?
Воланчик небрежно отмахнулся.
— Кто ж его знает? В сенях висело. Там много разного барахла.
Я повесил майку на спинку соседнего стула, вытер пальцы о штаны.
— Спасибо, но лучше я так.
Воланчик ничуть не обиделся.
— Как знаешь, — сказал он. — Пойдем. Там Вика ждет.
Вика не ждала. Вика занималась делом. Пока нас не было, она успела накрыть на стол. Глядя на простенькие блюда, я невольно словил приступ ностальгии. Так частенько мы с ребятами ели в девяностые. Да, что греха таить, позже я иногда тоже баловал себя подобным.
На щербатой тарелке лежали бутерброды — размятая сайра на черном хлебе, украшенная сверху майонезом и фитюлькой укропа.
Вика перехватила мой взгляд и смутилась.
— Я больше ничего не нашла, — поспешила объясниться она. — В холодильнике еще яйца были. Вот…
На электрической плитке в ковшике действительно булькали четыре яйца. Вика продолжила:
— А еще я чай заварила со смородиновым листом. И там, — она махнула на окно, — нарвала зеленушки.
Рядом с бутербродами, в эмалированной миске лежали перья лука и укроп.