Элли резко запнулась, будто её неожиданно ударили под дых или со всей дури шмякнули о землю лицом. По сути, она вынудила Лиз всё это произнести, которую на деле личные проблемы и оправдания кого бы то ни было никогда не интересовали.
Или это… своего рода проверка?
Прошло ещё где-то около десяти минут. За это время девушка успела восстановить дыхание (но не унять свихнувшееся сердцебиение) и оглядеться по сторонам. Как она и предполагала, кроме неё и Кэрролл на этом этаже больше никого не наблюдалось. Звенящая тишина абсолютно пустых помещений, буквально заполненных звукоизоляционным вакуумом, из-за которого шипящий в ушах адреналин и бухающее по всему телу сердце казались оглушающим набатом внутренней какофонии.
Волнение тоже не собиралось униматься, разрастаясь прямо пропорционально усиливающимся страхам и недетскому любопытству. Практически знать, для чего тебя сюда выдернули, но… не иметь никакого представления, что с тобой будут делать в самое ближайшее время. А, главное, какой ты выйдешь отсюда уже после всего случившегося.
Условия сделки пятилетней давности? Странно. Ей казалось, что она успела расплатиться за все эти годы более, чем сполна. Разница только в том, что никто и ни к чему из вытворяемого ею насильно не принуждал (если только исключить несколько не вполне приятных ситуаций, виновницей коих она сама и являлась). Но факт оставался фактом. Всё происходящее делалось не просто так, буквально с первых секунд телефонного звонка лишая её привычного комфорта и возвращая туда, откуда она в сущности и вылезла в этот мир.
И только попробуй что-либо возразить в ответ. Банально не имеешь никакого права. А вот тебя, да, вытащили из тёплой постели достаточно грубо и в той показательно хозяйской манере, которая должна была напомнить о твоём истинном положении-месте и явно подзабытой задолженности.
И забыть захочешь, не получиться. О таком невозможно забыть, потому что это часть твоей жизни, то что ты есть и чем ещё станешь. То, что напоминает о себе каждую грёбаную секунду, куда не кинь взгляд, о чём не подумай и что при этом не сделай.
Да, Элли, за всё надо расплачиваться рано или поздно в двойном, а то и в тройном размере. Это непреложное правило для всех без исключения и от него ничто не спасает – ни успех, ни публичная слава, ни много-много денег. Откупиться не выйдет. Сделка с тёмной стороной всегда заканчивается полным проигрышем наивной жертвы, поскольку договор составлялся не тобой. Пусть и негласный, без единой подписанной бумажки, якобы заверенной у нотариуса. Но это лишь кажется на первый взгляд. Элл его всё-таки «подписала», собственной кровью, взятой прямо из коронарной артерии классическим пером с остро заточенным наконечником. Поэтому она и здесь. Поэтому ей и в голову никогда не могло прийти кинуть Элизабет Кэрролл. Ни ей, ни кому-либо другому. Ибо кишка тонка. Проще выстрелить себе в висок, чем рискнуть расторгнуть данный уговор.
Интересно, а были ли случаи, когда кто-то так и делал – избегал неизбежного часа расплаты с помощью суицида?
Поток сумбурный мыслей и шокирующих фантазий прервался нежданным появлением Лиз в гримёрке. Элл мгновенно напряглась, рефлекторно запаниковав и заволновавшись ещё сильнее. Кровь в висках и под кожей буквально вскипела, тут же шибанув в голову ядрёным коктейлем из адреналина и нехилой дозы принятых за час до этого антидепрессантов. Но сложнее, как всегда, оказалось подавить в себе мощнейшую вспышку щенячьего восторга, граничащую с раболепным обожанием, неконтролируемым отуплением и немощной уязвимостью перед высшими силами величайшей из богинь.
Если бы Бог и Дьявол могли ужиться в едином симбиозе, они бы несомненно выбрали для данной цели Елизавету Кэрролл. Хотя, кто сказал, что они этого ещё не сделали? Сразу два симбионта в безупречном теле вроде как простой смертной. А простой ли? Достаточно её увидеть хотя бы раз, и все ваши представления о канонах женской красоты и недостижимом совершенстве раскрошатся в зыбкий тлен скудоумных фантазий.
За минувшее пятилетие – ни единого существенного изменения ни во внешности, ни в манере поведения (чего не скажешь об Эльвире Бабич-Бергман). Лепное лицо, выточенное самой природой, а не ножами пластических хирургов, будто из молочного мрамора с чистейшей «отшлифованной» кожей – всё так же идеально и до невозможности притягательно. Его истинный возраст не определим, а накопленный его владелицей жизненный опыт со скрытыми способностями и недюжинным интеллектом – и подавно. Взгляд тёмных серо-зелёных чуть миндалевидных глаз – осязаемый трёхмерный сканер и рентгеновский луч 2в1 – беспрепятственно проникает как в тело, стоящего перед ним человека, так и в бренную сущность любого смертного – мягко, безболезненно, но ощутимо глубоко. Вскрывает на раз смазанными опиумной анестезией лезвиями всю твою подноготную, сокровенные мысли, низменные желания… И попробуй при этом отвести собственные глаза в сторону – ни хрена не выйдет. Скорее пупочную грыжу заработаешь, чем рискнёшь сделать это первой.
Высокое точёное тело скрыто под неизменным комплектом чёрного «костюма» – из облегающих узких брюк (нет, не легинсов, и не скинни) и длинного джемпера с высокой горловиной. Естественно, угольный цвет вроде как и простой, но явно дорогостоящей одежды как нельзя выгодно контрастирует со светлой кожей, с пепельно-платиновыми волосами короткой стрижки пикси и подчёркивает выразительность «кошачьих» глаз с безупречными тонкими чертами лепного лица. В расслабленных пальцах правой руки – увесистая цифровая камера из последней восьмисотой серии зеркалок Nikon с индексом D850, прославленных среди профессиональных пейзажистов и студийщиков высокой детализацией кадра и широким динамическим диапазоном снимков. Один щелчок пускового затвора и твоё лицо со всеми имеющимися на нём порами, микроскопическими дефектами и волосками можно разглядывать под многократным увеличением либо на огромном мониторе со страшно высоким разрешением, либо на рекламном баннере магистрального билборда. Но мысли и взгляд всё равно цепляются не за чёрный корпус фотоаппарата с ультрамодным дизайном и его съёмный объектив для ближней съёмки, а за движениями и жестами удерживающей его хозяйки. Мягкие и естественные, грациозные и пластичные, будто гипнотизирующие своих жертв завораживающим танцем. Сколько Элл не тренировалась перед зеркалом, повторить их один в один так и не смогла, а ведь занималась бальными танцами ещё с начальной школы.
Приблизившись, вернее, бесшумно «проплыв» по воздуху к более юной гостье почти впритык, Лиз сразу же, без предварительных прелюдий и обиняков, заглянула той в глаза, приподняв на себя пальцами свободной руки напряжённый подбородок Эльвиры. Идеальный разлёт тёмных бровей владелицы студии едва заметно сдвинулся к гладкой переносице. Элл так и не заметила, как поддалась (точнее, безропотно подчинилась) давлению чужого касания, поднимая голову выше и позволяя чужому взгляду сканировать своё лицо и глаза. Зато едва не задрожала от мощного прилива зашкаливающего чувства страха и… пугающего возбуждения.
Лиз всегда рассматривала своих любимых мальчиков с такой вот всевидящей глубиной весьма цепкого и ничего не прощающего взора. А те, в свою очередь, не могли отвести жадных глазищ от совершенного лика своей беспощадной богини, смотрели ей в рот, млея от предвкушения, когда же их обожаемая королева назовёт имя избранного счастливчика. Или сразу нескольких.
Кэрролл слегка поджала губы и чуть прищурила глаза. Это могло означать только одно – Её Величество не довольна!
– Опять на таблетках? – и это был не вопрос.
– Только две, по предписанию… – ответное блеяние понравилось Элл ещё меньше, чем Лиз. Но в таких ситуациях врать – бессмысленно, а оправдываться – лишь ухудшать своё и без того шаткое положение. Но в том-то и проблема, она это делала по инерции, не понимая и не осознавая зачем и на кой. – У нас вчера была вечеринка, так сказать, с полным набором. И я… я… малость перебрала. Потом вырубилась… потом было очень плохо…
– Идём! – её немощный лепет был грубо прерван невозмутимо спокойным голосом Лиз, от ласкающей тональности которого хотелось забиться либо в самый дальний угол студии, либо в отчаянном порыве плюхнуться на колени и прильнуть к бёдрам женщины, обхватывая их дрожащими руками и пряча в них своё обескровленное лицо. Но Эльвира не сделала ни первого, ни второго. Слишком была парализована и напугана буквально до чёртиков для столь радикальных действий. Поэтому и ничего. Поэтому пришлось тупо следовать за Лиз подобно беспомощному щенку, интуитивно семенящего за равномерным шагом любимой хозяйки.
Они вернулись в коридор студийного этажа тем же путём, по которому Элл добралась до мастерской. А потом и до служебных лифтов. Осталось узнать, какое направление будет выбрано внутри вместительной кабинки с чёрными зеркалами на окружающих стенах и потолке. Вверх или вниз? Именно там девушка впервые и увидела, как Лиз вставила в одно из дополнительных гнёзд-разъёмов на панели управления небольшой пластиковый «штекер» с электронным ключом.