Два года спустя, в Санта-Барбаре, рыжий молодой человек по имени Себастьян наколол небольшой стебелек на моей щиколотке и бабочку моей лучшей подруге Аннетт. Нам было по девятнадцать, и теперь, еще через девятнадцать лет, я вновь слушаю это жужжание где-то в районе тонкой и бледной кожи моего предплечья: на одном из них постепенно появляется сердце, а на другом – слово да, написанное элегантным курсивом авторства моей подруги Линдси.

Сердце – кроваво-красное и гениально простое, как будто его нарисовал ребенок, – разумеется, символизирует любовь. Это знак любви Господа и старой как мир идеи, что Он любит меня, что бы ни случилось. Каждый христианин сталкивается с этим довольно рано. Но многим из нас, и мне в том числе, тяжело выдержать эту первозданную любовь. Я могу разобраться в математических формулах, юридических документах, финансовой документации и потоках жалоб. Но я почти ничего не знаю об абсолютном. Я чувствую себя так, как будто только начинаю открывать его для себя.

Когда я молюсь, я представляю себе это простое алое сердце, и в тишине это напоминает мне о любви Господа, которая началась еще до моего рождения и продолжится и тогда, когда меня уже не будет на этом свете. Перед началом дня – пока я еще не начала будить детей, варить кофе, жарить тосты, одевать и обувать всех членов семьи, укладываться в сроки и принимать верные решения – я закрываю глаза и представляю себе это алое сердце и в который раз напоминаю себе, что Господь любит меня и в этот наступающий день я не могу сделать ничего, чтобы заслужить больше любви – абсолютно ничего. В этот день я также не могу сделать ничего, чтобы разрушить эту любовь. Я не могу представить себе ничего более судьбоносного для такого старого трудоголика, как я. Эта любовь дарует мне покой вне зависимости от того, что я делаю или не делаю, независимо от моих успехов и неудач, побед и поражений.

Когда я таким образом начинаю свой день, уже пропитанная этой любовью – полной убежденностью в моей значимости и связи с Господом – день сразу становится другим. Мне больше не нужно никуда бежать и лезть из кожи вон. Мой страх исчезает, и остаются только доброта, щедрость и мое творчество. Я могу сколько угодно сочинять, общаться и спокойно говорить правду, так как мои достоинства больше не поставлены на карту и не подвергаются сомнению. Такая абсолютная любовь меняет все. Она делает все сама. Теперь мне можно отдыхать, делать ошибки, быть слабой и просить о помощи. Я даже могу устать. Это действительно меняет все.

Поэтому я и хотела наколоть себе это алое сердце, чтобы оно всегда было со мной, и именно на левой руке. Я левша, и я хочу, чтобы эта любовь наполняла меня творческой энергией. Что бы я ни создавала и ни писала, я хочу, чтобы все это рождалось из любви – а не из соревнования, страха и доказательств своей значимости.

А слово да стало таким важным для меня позапрошлым летом, когда я пережила самый страшный год в своей жизни – он весь состоял из адской непрекращающейся работы, и я всей душой жаждала перемен, но боялась себе в этом признаться. В тот момент меня и пригласили в то самое место, где я училась бросать конфеты в байдарочников.

Пока я сидела в аэропорту Чикаго и ждала самолета, я написала смс своему приятелю Крису, который отдыхал в Малибу Лодж год назад. Я спросила у него, во что я ввязалась и что мне нужно знать в первую очередь. Крис, которого я знала уже давным-давно, который всегда был мне как старший брат и поддерживал меня вот уже почти десять лет, прислал мне вот что: «Скажи „ДА“. Прыгай. Попробуй кокосовую креветку».

Разумеется, я не поняла ни слова из этого сообщения, но через несколько часов, прибыв на место, я поделилась этими советами со своими новыми знакомыми. Мы все-таки попробовали кокосовую креветку, и это оказалось необычайно вкусно. Затем мы взобрались на скалу, с которой все прыгали в озеро. Это делали в основном мужчины, а женщинам сначала не хватало смелости, и они просто глядели по сторонам и наслаждались видами. Я уже было направилась к остальным женщинам, как вдруг мой новый приятель Брайсон закричал мне: «Шона! Эй, Шона! Я думал, ты объяснила нам, что мы должны прыгнуть и сказать „да“»!

Поэтому я тут же прыгнула и сказала «да», и это слово стало нашим условным знаком, символом пробуждения, движения вперед, короче говоря, символом самой жизни. После возвращения оттуда мы еще долго переписывались примерно в таком духе: «Ты говоришь „да“?» – «Сегодня я говорю „да“». – «Скажи „да“, скажи „да“, скажи „да“».

Я также купила себе толстовку с надписью «СКАЖИ „ДА“», написанной темно-синими и золотыми буквами, и стала носить ее постоянно, как талисман, как лучшего друга. Она напоминала мне о легком и открытом образе жизни, когда моя душа рвалась наружу, когда я чувствовала глубокую связь со всеми окружающими. Этими словами было уже давно нельзя описать мое состояние, но именно к ним я и стремилась все последние годы.

Сказать «да» – означает продемонстрировать свою истинную сущность и не прятать свои слабости и недостатки. Сказать «да» – означает совершать необъяснимые поступки и не ждать, что они приведут к чему-то хорошему. Сказать «да» – значит говорить правду, когда она кажется неудобной, неинтересной и даже неприятной. Сказать «да» – значит открыться новым возможностям и впустить в свою жизнь веселый хаос. Сказать «да» – это построить себе новое будущее, не зависящее от прошлого. Сказать «да» – это словно прыгнуть в бесконечность.

С другой стороны, во время этой поездки я также училась говорить «нет». Я не могла добиться перемен в своей жизни, не приобретя и эту полезную привычку. Но это не то слово, которое я хотела бы сделать своим автоматическим ответом на все вопросы. Я говорю «нет» досужим советам и чужим ожиданиям на свой счет, но я всегда говорю «да» красоте, свободе, доброте, игре, креативности, самой жизни и всей этой первозданной любви, которую испытывает к нам Господь.

Вот зачем я сделала себе эти две татуировки: алое сердце, которое вдохновляет мою рабочую левую руку, и слово да, ставшее моим девизом. Как-то в дождливый вторник мы с моей подругой Сарой ехали по городу, наконец решившись на то, что мы с ней задумали больше месяца назад. Мы часто писали друг другу по вечерам, особенно во время отпуска: «Давай сделаем это прямо сейчас!» Но мы все откладывали, хотя очень хотели этого в глубине души, а теперь у меня выдалась свободная минутка, и мне потребовалось отметить свой переход к новому образу жизни, и я написала ей: «Я готова сегодня вечером. Ты со мной?»

Она тоже была готова, и мы жутко нервничали и глупо хихикали, когда приехали в тату-салон. Мы без остановки разговаривали друг с другом, чтобы отвлечься от жужжания иглы, болтая обо всем на свете, чтобы заглушить ее шум. Мы решили устроить совместный ужин и начали обсуждать меню и сервировку стола. Мы говорили о детях, школе и шмотках, и я уверена, что все сотрудники салона весь вечер пялились на двух этих сумасшедших теток, болтавших без умолку и радостно хихикавших, как будто покуривших травки.

Хозяином этого заведения является наш старый друг Райан, поэтому большинство сотрудников салона я уже видела на его свадьбе в прошлом году. Я была ведущей церемонии, а мой брат был шафером. Сама же свадьба проходила одним прекрасным ветреным весенним днем на крыше стеклодувной фабрики.

А затем, ровно год спустя, мы с Сарой болтали без умолку в его салоне, превозмогая ноющую боль от иглы. Когда все было готово, мы пошли в кафе Eleven City Diner, находившееся неподалеку, так как мы были еще слишком взволнованы, чтобы сразу разойтись по домам. Она заказала себе французские тосты и коктейль «Мимоза», а я – сэндвич и острую «Кровавую Мэри», и в этот серый промозглый день от сытного ужина и знакомых уютных стен нам с ней стало удивительно тепло на душе.

Некоторые считают, что татуировки – это уже не модно, более того, пошло и несерьезно. Но для меня они похожи на рисунки на песке – ежедневные, видимые и осязаемые знаки, которые всегда со мной. Они напоминают мне, что я не могу жить без любви и открытости ко всему новому. Это символы моего будущего, моего призвания и моей истинной сущности. Я выбираю любовь и слово «да».