Морген пошла в ванную и открыла кран. Искренне сожалея о том, что обидела Элизабет, она взяла со своего туалетного столика соль для ванны с хвойным ароматом. Банка была еще не распечатанная – Морген, у которой обычно не хватало времени на подобную роскошь, собиралась побаловать себя этим вечером, но теперь ей захотелось порадовать Элизабет, и она бросила щедрую горсть соли в наполнявшуюся ванну. Когда вошла Элизабет, воздух в ванной нагрелся и наполнился ароматом, лишь отдаленно напоминавшим запахи деревьев и растений. Перегнувшись через край ванны, Элизабет выключила воду и благодарно улыбнулась.

– Чудесно. Как раз то, что мне нужно. – Племянница стояла в нерешительности, одетая в домашний халат и тапочки, и, судя по робкой улыбке, собиралась сказать что-то ласковое. Наконец, запинаясь, она проговорила: – Может быть… тетя Морген, может быть, ты посидишь здесь и поговоришь со мной, пока я буду принимать ванну?

Ну конечно – Элизабет просто хотелось нежности. Растроганная, Морген погладила племянницу по плечу.

– Разумеется, детка. Знаешь, я всегда тебя купала в детстве.

Присев на неудобный табурет, Морген подхватила сброшенный Элизабет халат и положила его на колени.

– Тепло? – спросила она, когда племянница забралась в ванну.

– Да, спасибо, – кивнула Элизабет.

– Тебе лучше?

– Вроде бы. – Какое-то время она сидела молча, зажав в руке кусок мыла, а потом спросила: – Доктор рассказал тебе о… об остальных?

– Откуда ты знаешь, что он приходил?

Элизабет удивленно посмотрела на тетю.

– Ты говорила.

– Он меня ужасно разозлил. Но да – он рассказал мне об остальных.

– А он не сказал, смогу ли я… выздороветь?

– Смотря что понимать под «выздороветь», – осторожно ответила Морген.

– Стать такой, как прежде.

– Не сказать, чтобы прежде ты была здорова… – Морген не знала, что говорить. Она не сомневалась, что в сложившихся обстоятельствах самые логичные, самые разумные заверения таят в себе самую большую опасность, а она очень не хотела снова напугать Элизабет. При мысли, что, возможно, Элизабет говорит гораздо свободнее и почти без запинок, потому что впервые за долгое время тетя проявила к ней нежность, Морген ощутила почти физическую боль. – Я хочу, чтобы ты выздоровела по-настоящему, – неловко проговорила она и вдруг заметила, что племянница смотрит на нее глазами, полными слез. – Что я такого сказала?

– Просто… – Элизабет как будто гладила рукой поверхность воды. – Он сказал, что, когда я выздоровею, мы все – Бетси, Бет и остальные – снова будем жить вместе. Он сказал, что я одна из них. Не сама по себе, а одна из нескольких. Он сказал, что снова сделает из нас одного человека.

– И? – Морген не знала, стоит ли Элизабет задумываться о своем состоянии, говорить о нем, пусть даже так сбивчиво. Не должна ли Морген ее остановить? – Почему бы просто не подождать? А там видно будет, – с надеждой предположила она.

– Пойми, я всего лишь одна из них, часть от целого. Я думаю, чувствую, разговариваю, гуляю, вижу, слышу, ем, принимаю ванну…