Впрочем, тащил его Страж недолго. Когда ноги Эдика стукнулись о высокое крыльцо, он (откуда только силы взялись?) упёрся свободной пяткой, которая не была зажата огромными челюстями пса, в нижнюю ступеньку, чуть притормозил движение. И заорал что есть мочи:

— Фу! Страж, фу! Брось меня!

Считать лицом ступени решительно не хотелось. И так вон в кровь расцарапал, след из темных пятнышек на снегу остался. Громадный пёс фыркнул, обдав Эдика зловонным дыханием, и будто бы недовольство прозвучало в этом звуке. Однако зубы разжал, оставив человека в покое.

— Ой… — только и смог сказать Эдик, когда, кое-как усевшись, тут же получил крепким снежком по морде.

Темнота вокруг снова взорвалась шипением, хихиканьем, рычанием и ещё бог весть кем издаваемыми звуками. Страж взвыл, перекрывая мощным голосом беснующуюся ночь, и заслонил Эдика своим телом, принимая в густую шерсть все снаряды, летевшие из переулков.

«В дом!»

В мозгу словно лампочка разорвалась, глаза ослепило изнутри яркой вспышкой. Парень уже смирился с тем, что псина каким-то неведомым образом умеет транслировать ему прямо в голову короткие фразы и отдельные слова-команды. И сию секунду у Эдуарда даже из чувства противоречия не возникло желания спорить. Частью на карачках, частью в полусогнутом состоянии, спотыкаясь о ступеньки и чуть не расквасив нос по дороге, Эдик рванул в дом. Тяжёлая металлическая дверь поддалась не с первого раза. Конечно, на себя же, а не от себя. Но тут и не магазин, чтобы надписи-подсказки были приклеены.

Он ввалился внутрь вместе с клубами пара, образующегося на границе между морозным ночным воздухом и жарко натопленной атмосферой комнаты. Естественно, в первую секунду и не разобрать, где это он очутился: глаза ломит от непривычно яркого света, пар этот взгляд застит. Эдик поморгал, одновременно проверил рукой, что дверь сзади захлопнулась. Неизвестно, кто там кусками снега и льда кидается, но продолжения игры в снежки он не жаждал.

— И щеколду задвинь, — от скрипучего старческого голоса парень вздрогнул и чуть не заорал. Ещё не рассмотрев советчика, Эдик отыскал ладонью засов и перекрыл возможность открыть дверь без ведома находящихся внутри.

Он стоял в небольшой прихожей — за спиной запертая теперь дверь, под ногами резиновый коврик, о который так удобно обтряхивать налипший снег или грязь, на стене разместились крючки для одежды, а под ними — подставка для обуви. Пустые кстати… И прямо по курсу проём в основное помещение. С того места, где обретался Эдик толком не видно ничего и, главное, никого…

— Эй… — неуверенно позвал он, ощутив странное нежелание входить. — Кто тут?

По пустой прихожей он бы сказал, что и в доме никого нет. Но ведь кто-то должен был сказать «совсем никого», то есть «щеколду задвинь».

Из комнаты раздались шаги, и на фоне светлого дверного проема появилась человеческая фигура. Очень немолодой мужчина с растрепанной шевелюрой, тонкими усиками и в белом халате. Из нагрудного кармана торчала ручка и блокнот. На ногах — уютные мягкие мокасины. Ничего страшного, самый обычный врач. А кто ещё должен быть в администрации психиатрической клиники?

— Доброй ночи, молодой человек, — приветливо кивнул человек в белом халате. — Здесь я, Михаил Евграфыч, главный врач сего скорбного места. Проходите, любезный, вам явно нужно отдохнуть, перевести дух и прийти в себя. Если хотите, конечно, — добавил он после небольшой паузы, не предпринимая попыток подойти ближе, протянуть руку для пожатия или совершить ещё что-то такое, принятое при знакомстве.

Эдик тут же засмущался. Действительно, ведёт себя как психованный социофоб.

— Ээээ… извините. Я — Эдик, я… заблудился… То есть нет, не заблудился. Я выйти не смог.

Панический лепет, а не нормальное объяснение, но Михаилу Евграфычу, видно, было не привыкать разговаривать с неадекватными.

— А вы проходите, Эдик, проходите. Потом и расскажете. Что ж вы на пороге.

Тепло, светло и мирный старичок — это явно круче, чем мороз, ночь, сверхъестественная псина и агрессивные невидимые монстрики. Поэтому парень наконец отлепился от входной двери, потоптался, стаскивая ботинки. Аккуратно поставил на идеально чистую полочку для обуви. И вошёл в комнату, мимо предупредительно отступившего в сторону Михаила Евграфыча.