Она молча смотрела на него сквозь мокрые ресницы.

− Как ты там вообще оказалась? В подвале этом?

− Я… − уже успокаиваясь, после недолгой паузы отвечала Юля. − Я проснулась, а дверь в палату была не заперта. Просто вышла. Никого не было в коридоре. Вот и пошла изучать все. А потом меня встретил Высоков. Почти попалась.

− Что еще ты видела там?

− А вы там не были? — с интересом спросила она.

− Нет, что ты. Никто там не был, насколько мне известно. Кроме тебя, разумеется. Честно говоря, странно все это, что тебе позволили гулять по комплексу самостоятельно. Обычно все палаты на ночь запираются. Утром каждого пациента как под конвоем выводят в фойе, а вечером так же возвращают обратно. Может уже не так, как раньше выполняют свои же правила… − старик почесал худой подбородок, задумавшись.

− Может и так. Пусть чаще так забывают. Быть может, однажды выход отсюда забудут запереть. Вы вчера собирались мне что-то рассказать, когда мы сидели за этим же столом?

− Милочка, ты и сама-то теперь видела и знаешь гораздо больше моего, и можешь сама мне много чего интересного поведать, хе-хе.

− Было бы чего радостное! — проворчала Юля. — Там были чаны с водой, бутылки, ящики.

− Ты кушай, кушай, не то голодная останешься. Нас уже скоро выгонят со столовой, − сказал он, а потом добавил, с интересом глядя на то, как девушка принялась закидывать в рот уже остывшую гречку: − Производство, значит, видела…

− Да, но это все понятно, − продолжала она с набитым ртом, − но я же видела, как эту же воду, которую, как вы уже поняли, этот чертов Ошемира отравляет, пил как сам Высоков, так и остальной персонал. Что же до них?

− Хороший вопрос! — протяжно и с восклицанием отвечал старик. — Все же есть то, что я могу тебе еще рассказать. Сам бы и не додумался, память не та уже. В общем, − он снова посмотрел через ее плечо, − слушай, это очень важно.

Несколько раз прерывая свой монолог из-за настороженных взглядов «смотрителя», старик все же рассказал Юле о том, что люди, чей разум находится во власти этого монстра, очень быстро увядают, так как в виду умственной слабости они не в силах сопротивляться, тем самым облегчают задачу самому чудищу и в итоге отдают при ежедневном кормлении слишком много, наибольшую часть своей жизненной силы. Именно на них и основывается весь принцип кормления. Медперсонал не так сильно подвержен этому воздействию, потому что тот, кто питается, кто держит их всех здесь, не использует их для полноценного кормления, ведь без них он не смог бы получать новых сосудов, новой пищи — нас, людей.

− Это разумное существо?

− Конечно, конечно. Он, скорее, даже высшее существо из какого-то иного мира, хотя я и не слышал ничего подобного за свои-то немалые годы.

− Откуда вы все это знаете? — в который раз будучи поражена услышанным, спрашивала Юля.

− Он сам говорит. Ты же слышала его, но, полагаю, что еще недостаточно отчетливо, потому что способна сопротивляться. Он говорит с нами во время кормления. Ты еще находишься на стадии подчинения, потому ты и испытывала страшную боль, потому не могла расслышать его слова и то, что он хотел тебе рассказать, всем нам рассказать. Он дает нам знания, дает нам жизнь — не позволяет умереть, никогда и никому из нас. Он заставляет нас любить его и не позволяет причинить ему вред.

− Вот же ни хрена себе! — проронила девушка, прикрыв рот рукой. — Вот почему во всех медкартах был прочерк в графе даты смерти пациента, хотя некоторым уже было давно за сотню лет!

− Да-да, − продолжал старик. — Теперь ты понимаешь, почему только у тебя есть шанс спастись, выбраться из этого треклятого места? Только ты способна противостоять ему, пока что. Но тебе нужно торопиться, если ты хочешь освободиться от этой связи, ведь если он полностью завладеет тобой, тогда уже будет поздно. Ты станешь одной из нас.

− Но что я могу? — взревела Юля, не сумев сдержать эмоции.