Не крепкая, градусов тридцати, настойная на травах, лишь слегка отбивающих сивушные запахи. Хозяину, впрочем, она, вероятно, нравилась. Он почмокал губами и, не закусывая, налил по второй. В это время опять прибежал Сенька с новым подносом, уставленным закусками.
— Еще по одной? — просительно сказал Антон Иванович.
Мне больше хотелось есть, чем пить, но я не стал сопротивляться. Мы выпили за встречу. Помещик опять почмокал губами и неожиданно для меня закричал:
— Степан!
В дверях показалась сальная рожа толстого мужика.
— Чего изволите? — спросил он не очень почтительным голосом.
— Обед готов?
— Готов, — подумав, ответил Степан, — прикажете накрывать?
— Накрывай, — распорядился хозяин, — а с вами, — обратился он ко мне, — пока пойдемте-ка в кабинет.
И Антон Иванович, прихватив с собой бутылку и рюмки, двинулся в кабинет. Я, посмотрев с беспокойством на остающийся без присмотра рюкзак, решил не демонстрировать недоверия и пошел следом за ним. Про закуски мы опять как-то забыли.
Кабинетом называлась примыкающая к залу небольшая комната, заставленная топорного вида, зато, вероятно, очень прочной и тяжелой мебелью. Сразу было видно, что это деревенская работа какого-нибудь доморощенного столяра.
Предметы интерьера, срубленные на века, долженствовали изображать из себя письменный стол, секретер, бюро, кресло и диван. На последнем, оббитом некрашеной кожей мастодонта, вальяжно расположился помещик в своем атласном халате.
Я выбрал себе покойное, вольтеровское, как говорили в старину, кресло.
Мы дернули по третьей без закуски.
— Вас не обидит, если я закушу? — взмолился я.
— Так сейчас будет обед, а на закуску у нас только рыбное. Сегодня, вы, видать, запамятовали, постный день.
— Пусть рыбное, — смиренно согласился я, — я с раннего утра ничего не ел.
— Семка! — опять закричал хозяин. — Почему нет закуски!
В комнату влетел Семка с тем же подносом. Я снял крышки с нескольких туесков. Ничего вызывающего отвращения в них не было. В одном щучья икра, в другом копченая осетрина, в следующем икра белужья, паюсная.
— Стой! — крикнул я собирающемуся исчезнуть Семке. — Принеси вилку и ложку.