— Коля! Закрой свой рот!
— И не подумаю!
Оксана вздохнула и устало провела ладонями по лицу. Она выбралась из машины и потянулась, расправляя затекшие плечи. Насупившийся Николай внимательно следил за матерью, гадая, не перегнул ли он палку. Ее невозмутимое спокойствие немного нервировало парня.
— Знаешь, Коля, — заговорила она, наконец, — если бы мы сейчас с тобой переругались, то это явилось бы лучшим подарком, о котором только могли мечтать наши противники. Я не в настроении разбрасываться перед ними гостинцами, а поэтому предлагаю отложить нашу дискуссию до лучших времен и заняться делом. Пособачиться мы всегда успеем. Что скажешь?
Мальчуган еще немного посопел для порядка, а потом проворчал:
— Ладно. С нетерпением жду продолжения, так что долго там не задерживайся, мам, и… будь осторожна!
Несмотря на запертые ставни и плотные шторы, некоторое количество света все же проникало внутрь, сочась сквозь мельчайшие щели и трещинки, разбавляя темноту в комнате до уровня густого полумрака. Открыв глаза, Евгений не сразу сообразил, спит ли он еще или все-таки проснулся. Отголоски уличного шума говорили о том, что уже рассвело, но определить точное время оказалось крайне затруднительно. Старенький механический будильник, стоявший на прикроватной тумбочке, давно исчерпал свой завод и теперь его показания соответствовали действительности аккурат два раза в сутки, кроме того, как Евгений ни силился, он так и не смог разглядеть в темноте его стрелки.
Он выбрался из-под покрывала и невольно поежился, когда его босые ноги ступили на холодный дощатый пол. А еще ему жутко хотелось пить, да расцарапанная грудь при каждом движении саднила, напоминая о прошедшей бурной ночи.
Евгений ничуть не удивился, обнаружив, что Оксана ушла, лишь тень тоски на секунду сжала его сердце при мысли о том, что они никогда больше не увидятся. А потом он сообразил, что сегодня, быть может прямо сейчас, она и Николай бьются за свои жизни, сражаясь с охотящимися за их головами сородичами, и ему даже стало немного неловко.
Поиски разбросанной по полу одежды заняли несколько минут. Нашарив в темноте свою куртку и наткнувшись пальцами на пухлый нагрудный карман, Евгений вспомнил о диктофоне. Вчера вечером он так его и не выключил — не до того было. Он зажал драгоценную коробочку в кулаке, и пальцы привычно легли на нужные кнопки, отматывая запись назад.
«Тело восстанавливается при каждом перекидывании, как будто заново вспоминает свой прежний, исправный облик. Если не меняться, то раны заживают точно так же медленно, как и у обычных людей…»
«Даже опустившись на четыре лапы, мы продолжаем мыслить по-человечески, и оборотня от собаки можно отличить в первую очередь по поведению…»
«Сперва я попыталась урезонить их словесно, но у них в крови уже тестостерон взыграл, и они лишь посмеялись, а когда дело дошло до откровенного насилия, мне пришлось угомонить их по-своему. Тем более что они сами с меня штаны стащили, и я могла не опасаться, что хвост сломаю…»
Евгений невольно улыбнулся и перемотал еще немного вперед, но дальше на записи никаких разговоров уже не было, остались только
Сжимая в руке свой диктофон, Евгений вдруг осознал, что понятия не имеет, как с ним теперь поступить. То был старый, заслуженный аппарат, в увесистом металлическом корпусе, тяжесть которого вселяла уверенность в том, что такой напарник ни за что не подведет. Шустрый малый, что сосватал его ему, утверждал, что это специальная модель для военных, и, хотя он говорил еще много всяческой ерунды, данное утверждение походило на правду. Ни до того, ни после Евгений не встречал ничего подобного. Рядом с современными миниатюрными моделями, коими давно уже обзавелись все коллеги, его электронный старичок выглядел громоздким и архаичным, но он никак не мог заставить себя с ним расстаться.
И вот теперь эта плоская металлическая коробочка неожиданно превратилась в проблему.
Оставить ее при себе означало затолкать в свой шкаф еще один скелет, который только и будет ждать удобного момента, чтобы оттуда вывалиться. Если Евгений собирался последовать рекомендации Оксаны и начать новую жизнь, то тащить с собой столь компрометирующий предмет определенно не стоило. Стереть все добытые с таким трудом и риском записи у Евгения не поднималась рука. Профессиональный зуд требовал дать собранной информации ход, опубликовать ее хотя бы частично, предварительно отфильтровав ее и убрав слишком уж провокационные моменты, но заниматься этим делом самостоятельно означало верное самоубийство. На этот счет Оксана высказалась вполне определенно, и если где-то у Евгения еще оставались сомнения, то тут ее предостережение звучало пугающе правдоподобно.
Что, однако, не мешало ему переложить сию заботу на чужие плечи. Кленовский, разумеется, не поверит ни единому его слову, но на основе представленных материалов его ремесленники наверняка сумеют состряпать что-нибудь зажигательное. Все же лучше, чем из пальца высасывать.
Такое решение вполне могло навлечь на голову Главредактора нешуточные неприятности в лице Игоря и ему подобных, но к своему собственному удивлению Евгений не испытывал по данному поводу ни малейших угрызений совести. В конце концов, Кленовский же и отправил его на это задание, а аудиозаписи являлись его закономерным результатом. Сам кашу заварил — сам пускай ее и расхлебывает.
В «Утреннем курьере» для передачи материалов, источник которых желал оставаться анонимным, существовал целый ряд способов, самым банальным из которых являлась камера хранения на железнодорожном вокзале. Достаточно позвонить в редакцию и сообщить номер ячейки и код. Евгений решил так и поступить, а потом прямо с вокзального таксофона набрать оставленный Оксаной номер.