– К слову, госпожа… – Этан изогнул бровь, намекая, что заблудившейся невесте было бы неплохо представиться.
– Стаффи… Стефани Фостер.
– Так что, Стефани, вы к нам проездом или…
– Или! – передернула плечами она. – Я приехала жить! Но не к вам, а к ней!
Могу поспорить, у меня вытянулось лицо от неожиданного заявления.
– Ага, – кивнул Этан. – Алекса, можно тебя на пару слов?
Чтобы поговорить с глазу на глаз, мы уединились в кладовой, где кроме пустых жестяных банок из-под чая и деревянной люльки с инструментами, ничего больше не хранилось. Плотник попытался закрыть дверь, но ослепнув от темноты, тут же отворил обратно.
– Ты собираешься оставить ее в нашем доме? – тихо спросил он.
– В моем доме, – поправила я. – Ты же не намекаешь, то я должна выгнать на улицу подругу?
– Я не намекаю, а говорю прямо. Твоя подружка – форменная мужененавистница! Она нам с Ирвином жизни не даст.
– Так освободите комнату и живите спокойно, – немедленно предложила я. – Когда мне нужна была крыша над головой, то Стаффи поделилась квартирой.
– Слушай, я смотрю, у тебя, вообще, странная проблема с крышами, – хмыкнул Этан.
– В смысле?
– У тебя ее или нет, или она течет, – съехидничал он, очевидно, полагая, будто обладает отменным чувством юмора. – Если мы уедем, то кто тебе дом бесплатно чинить возьмется?
Ремонт задаром был аргументом. От обиды я даже засопела, но буркнула:
– Но у тебя же есть Ирвин.
– Ты сама сказала, что Ирвин идет вместо бронзового коня.
– Стаффи тоже почти ничего не ест и занимает мало места!
Наглая ложь! Стефани Фостер была влюбчивая, шумная неряха, которая по утрам на два часа запиралась в банной комнате, а по ночам залезала в холодильную кладовую, чтобы втихаря слопать полкольца чесночной колбасы. Другими словами, сравнивать ее с подмастерьем было решительно невозможно.
Ирвин прекрасно справлялся с кухней, за две недели перепробовав почти все перечные смеси. А уж как он обхаживал капризных покупательниц! За кассу его в сердцах и крепких выражениях отправил Этан, когда понял, что в расчистке сада от ученика пользы, как от козла молока. То молотком себе по пальцам шмякнет, то пилу сломает, то руку порежет, когда на новой вывеске вензелек попытается вырезать.